— Поехали! — распорядился полковник, прижимая
ладонью наушник.
Под пули подставляться никто не стал, просто-напросто с двух
сторон мелькнули две фигуры и слаженным броском послали внутрь, в полумрак
мастерской, две гранаты. А с крыши свесилась еще одна и ловко переправила
внутрь третью «гремучку» — как и, соответственно, четвертый метатель с
противоположной стороны.
Полковник зажмурился заранее, но все равно по векам ударила
ослепительная вспышка внутри мастерской. Еще одна, еще, еще! Невероятный
грохот, раздавшийся внутри, завершился лязганьем железа, что-то звонко
покатилось внутри, что-то рассыпалось… Светозвуковые гранаты сработали исправно.
Теперь все решали считанные секунды. В ушах еще стоял адский
грохот, а перед глазами маячили затухающие цветные пятна, но полковник уже
ворвался внутрь, там было достаточно светло — двери успели распахнуть
настежь, — помня корявый чертеж, метнулся вправо, обходя подъемник, следом
валили остальные, и ни у кого не было оружия в руках согласно приказу.
Пространство — не лабиринт на гектар, и Рахманин почти
сразу увидел скрючившуюся на полу фигуру, еще пребывавшую в шоке от
неожиданного грохота и адских вспышек света. Блудливые ручонки означенной
фигуры, однако, уже тянулись проделать кое-какие манипуляции с предметом,
крайне напоминавшим ручную гранату, и полковник, видя, что успевает, в два
прыжка преодолел разделявшее их расстояние, без замаха влепил носком тяжелого
ботинка по раненой ноге, отчего фигура взвыла нечеловеческим голосом. Рахманин
навалился сверху, припечатал локтем в нос, обеими руками вырвал гранату —
и успел на ощупь определить, что усики не отогнуты, чека на месте…
Он так и выпрямился, не выпуская гранаты. С трудом верилось,
что все кончилось — редко случается, чтобы прошло так быстро, а главное,
бескровно.
Рахманин отступил в сторонку, почувствовав под ногой что-то
твердое, наклонился и поднял «Макаров». На лежащего супостата уже навалились,
выкрутили руки, подняли за них и за ноги и головой вперед бегом поволокли на
вольный воздух. Перемещаемый груз, будучи дважды раненным, все это время орал
от боли, но никого это не трогало, не самое подходящее было время, чтобы
заморачиваться всевозможными гуманными конвенциями, подписанными черт знает
когда и черт-те где.
Выходя следом из мастерской, полковник надеялся на
чудо — теоретически рассуждая, это свободно могло случиться… Однако нет,
господь бог не фраер и редко расщедривается на сюрпризы. Когда задержанного
поставили на ноги и рывком, за волосы вздернули ему голову, открывая рожу для
обозрения, полковник тут же убедился, что эта харя не имеет ничего общего с
засевшими в подкорке, как гвоздь в доске, фотоснимками Накира и Абу-Нидаля. Совершенно
незнакомая рожа, небритая, перекошенная болью… Ну ладно, в конце концов у них
наконец-то был долгожданный «язык», самую малость потерявший товарный вид, но в
ближайшее время явно не собиравшийся покидать наш грешный мир. А это именно то,
что позарез требовалось Москве. Не может же быть так, чтобы эта скотина совсем
ничего не знала. Так не бывает, ребята, небольшая банда, что маленькая
деревенька: все обо всех знают предостаточно.
Обстановка давно уже нормализовалась: возле духана батоно
Тенгиза еще разбирались с последними любителями съемок на мобильники, но машины
уже ехали в обе стороны без задержек, белую «шестерку» откатили подальше на
обочину, и вокруг нее колготились опера.
А генерал Кареев успел отдохнуть от горячки мгновенной
схватки и кое-что обдумать, холодно и тщательно. Ситуация не была такой уж
провальной и безнадежной — как всегда бывает, при здравом размышлении
обнаружились даже кое-какие интересные нюансики, которые можно обернуть к
собственной выгоде…
Он вернулся в домик. Радисты молчали, следовательно, его еще
никто не вызывал, и рапорт отодвигался на какое-то время.
— Давайте того, что на абрека похож, —
распорядился Кареев негромко, старательно притворяясь перед самим собой, что
слева в груди под ребрами вовсе не сидит тупая противная иголочка.
Автоматчик привел молодого… точнее, попытался направить его
в комнату, деликатно поддерживая под локоток. Незнакомец бесцеремонно отпихнул
бойца и прямо-таки ворвался в помещение, накаляясь от ярости так, что от него,
право слово, свободно можно было прикуривать.
Как и следовало ожидать, он с порога заорал:
— Вы ответите!
Сохраняя непроницаемое выражение лица, Кареев про себя тяжко
вздохнул: нечто подобное, слышанное сто раз, было жутко банально и непроходимо
скучно. И правозащитники на него наседали, и сварливые тетки, именовавшие себя
«солдатскими матерями», и всевозможные врачи без границ, которых люди
понимающие с ухмылочкой именовали «врачами без лекарств» и «ЦРУ без
границ», — да мало ли какая фауна слюной брызгала и грозила мировым общественным
мнением, Генеральной Ассамблеей, президентами и премьер-министрами, и чуть ли
не господом богом. И ничего, перетерпелось как-то, обошлось…
— Вы ответите! — с нешуточным пафосом провозгласил
чернявый джигит, происхождения явно не заокеанского и даже не
западноевропейского.
— За что? — скучным, будничным тоном осведомился
генерал.
— За произвол!
— Это за какой же такой произвол? — тем же скучным
голосом продолжал Кареев. — Я, честное слово, никакого произвола в
отношении вас не чинил…
— Вы не имеете права меня арестовывать!
— Господи, да что вы такое говорите… — с
невыразимой скукой процедил Кареев, сидя на уголке стола. — Никто вас,
любезный, не арестовывал, у меня и права такого нет, что вы, как маленький. Вас
просто задержали на короткое время до выяснения некоторых обстоятельств, ну тут
уж вы сами виноваты, поскольку оказались в самой гуще спецоперации, проводимой
достаточно серьезными конторами… Контртеррористическая операция проходила,
понимаете ли. А тут вы вперлись среди здесь, фотографировать начали… Вот вас
чисто автоматически и придержали до выяснения.
— Я иностранец!
— Ух ты! Поди из США будете? — спросил Кареев,
глядя с детской наивностью, не хуже героя классической кинокомедии, разве что
не моргая при этом часто-часто. — А вот кстати, на документики ваши можно
взглянуть?
— Я вам не обязан документы показывать!
— Ну как же это не обязаны? — ласково сказал
Кареев. — Как раз очень даже обязаны, коли уж представитель власти
требует. — Он поправил завернувшийся воротник милицейского бушлата, глядя
все так же наивно, с дурацкой улыбочкой. — Есть такое положение в
законодательстве Российской Федерации. Представитель власти, кратенько излагая,
имеет право… А ежели у вас, иностранный товарищ, дипломатическая
неприкосновенность, так это опять-таки следует доказывать предъявлением
соответствующих документов. Это в каменном веке без документов обходились, всех
документов было — усы, лапы и хвост, а в нашем веселом столетии все
наоборот обстоит. Не я же это придумал… — Он лучезарно улыбнулся собеседнику,
прекрасно зная, что подобное вежливое дуракаваляние порой приводит в большую
ярость, нежели грубость и хамство. — Вы, конечно, можете ничего мне не
показывать: права человека и все такое… Но уж тогда-то придется мне вас
задержать для выяснения, доставить куда следует, чтобы все по закону было.
Думайте, я не тороплю…