– Господин Миякэ, прежде всего я должен сообщить вам, что я не ваш дед.
Я выпрямляюсь.
– А…
Дворецкий откланивается, незнакомец садится, а я в замешательстве остаюсь стоять.
– Однако я пришел по воле вашего деда, чтобы обсудить вещи, касающиеся семейства Цукияма. Сядь, мальчик.– Он наблюдает за каждым моим движением – из-под набрякших век сверкает острый, как бритва, взгляд.– Называй меня Райдзо. Мы с твоим дедом знакомы не один десяток лет. Я знаю, кто ты, Миякэ. Именно я указал другу на твое сообщение в колонке частных объявлений. Теперь к делу. Как ты знаешь, твой дед сейчас выздоравливает после серьезной операции на сердце. Первоначальные прогнозы врачей были чересчур оптимистичны, он вынужден остаться в больнице еще на несколько дней. Поэтому я пришел вместо него. Вопросы?
– Мне можно его навестить?
Господин Райдзо качает головой:
– Твоя мачеха помогает ухаживать за ним в палате, а… как бы это лучше сказать?
– Она считает, что я – пиявка, которая хочет высосать из семьи Цукияма побольше денег.
– Именно. Скажи просто: у тебя есть такое намерение?
– Нет, господин Райдзо. Все, чего я хочу,– это встретиться со своим отцом.
Сколько раз мне еще придется это повторить?
– Твой дед полагает, что хранить тайну – самый верный способ избежать подозрений со стороны твоей мачехи. Милочка! – Господин Райдзо пальцем подзывает официантку.– Гигантскую порцию коньяка, как обычно, пожалуйста. Что будешь пить, Миякэ?
– Э-э, зеленый чай, пожалуйста.
Официантка с заученной улыбкой обращается ко мне:
– У нас есть восемнадцать сортов…
– Да принесите вы мальчику чайник чаю, черт побери!
– Официантка кланяется, убрав улыбку:
– Да, адмирал.
Адмирал? Сколько всего в Японии адмиралов?
– Адмирал Райдзо?
– Это было очень давно. Лучше «господин».
– Господин Райдзо. Вы знакомы с моим отцом?
– Прямой ответ на прямой вопрос. Я никогда не скрывал, что презираю этого человека. Девять последних лет я избегал его общества. С того самого дня, как узнал, что он продал фамильный меч Цукияма. Этот меч принадлежал его – твоей – семье пять веков, Миякэ. Пять сотен лет! Унижение от того, как твой отец распорядился пятью веками истории семьи Цукияма – не говоря о тех Цукияма, которым еще предстоит родиться,– неизмеримо. Неизмеримо! Твой дед, Такара Цукияма,– человек, который верит в кровные узы. Твой отец – человек, который верит в совместные предприятия на Формозе
[110]
. Знаешь, где сейчас меч Цукияма? – Адмирал скрипит зубами.– Он висит в кабинете совета директоров завода, производящего пестициды в Небраске! Что ты об этом думаешь, Миякэ?
– Это постыдно, господин Райдзо, но…
– Это преступление, Миякэ! Твой отец – бесчестный человек! Он с легким сердцем бросил твою мать на произвол судьбы, даже не подумав о том, что ее ждет! Это дед позаботился о том, чтобы поддержать ее деньгами.
Для меня это новость.
– Существует кодекс чести, даже когда речь идет о любовницах. Плоть и кровь – вот что имеет значение, Миякэ! Узы крови – основа жизни. Наша сущность! Знать, откуда ты родом, необходимо, чтобы знать самого себя.
Официантка возвращается с серебряным подносом и ставит наши напитки на кружевные салфетки.
– Я тоже считаю, что узы крови – это важно, господин Райдзо. Поэтому я здесь.
Адмирал мрачно нюхает бренди. Я отхлебываю мыльный чай.
– Знаешь, Миякэ, врачи приказали мне забыть о подобных вещах. Но среди моих знакомых больше престарелых моряков, чем престарелых докторов.– Он одним глотком отхлебывает полбокала, запрокидывает голову и с наслаждением смакует каждую молекулу напитка.– Твои сводные сестры – никчемные создания. Визгливые пошлячки из колледжа для придурков. Встают в одиннадцать утра. Красят губы белой помадой, носят ботинки на толстой подошве, ковбойские шляпы, украинские платки. Они красят волосы в кислотные цвета. Твой дед надеется, что его внук – ты – имеет принципы благороднее, чем эти девицы, кидающиеся на каждый новый поп-хит.
– Господин Райдзо, простите, если… Я хочу сказать, я надеюсь, что мой дед ни в коем случае не видит во мне своего будущего наследника. Когда я говорю, что не намерен врастать в фамильное древо Цукияма, я хочу сказать именно это.
Господин Райдзо недовольно перебивает:
– Кто… что… когда… зачем… почему… чей… Послушай, твой дед хочет, чтобы ты прочитал вот это.– Он кладет на стол коробку, завернутую в черную ткань.– Это не подарок, потом вернешь. Этот дневник – самое ценное, что у него есть. Храни его как зеницу ока. Вернешь через неделю, когда придешь знакомиться со своим дедом. Сюда. В это же время – десять утра – за этот же стол. Вопросы?
– Мы не знакомы – он не боится доверить мне…
– Непростительное безрассудство, по-моему. Я уговаривал сделать копию. Не доверять оригинал мальчишке. Но он настоял, старый осел. Копия не передает души, уникальности. Это его слова, не мои.
– Я, э-э…– Я смотрю на черный сверток.– Я высоко ценю эту честь.
– Еще бы. Твой отец никогда не читал этих страниц. Скорее всего, он выставил бы их на аукцион в своем Интернете.
– Господин Райдзо, скажите, чего хочет мой дед?
– Еще один прямой вопрос– Адмирал допивает коньяк. Камень в аграфе отливает синевой океанских глубин.– Я отвечу тебе. Войну с возрастом невозможно выиграть. В ходе этой войны мы наблюдаем отвратительные сцены. Истины превращаются в фиглярство. Вера становится предметом торга для лжецов. Жертвы оказываются ненужными крайностями. Герои становятся старыми пройдохами, а молодые пройдохи – героями. Этика теперь – логотип на спортивной одежде. Ты спрашиваешь, чего хочет твой дед? Я скажу тебе. Он хочет того же, чего ты. Ни больше ни меньше.
Шабаш жен разражается хохотом.
– Но чего же?
Адмирал Райдзо встает. Метрдотель с его тростью уже здесь.
– Смысла.
* * *
1 августа 1944 г.
С утра было пасмурно. После полудня заморосил дождь. Еду в поезде из Нагасаки. Путь до Токуямы, префектура Ямагути, займет еще несколько часов, а до острова Оцусимы, конечного пункта моего назначения, я доберусь только завтра утром. В прошлые выходные, Такара, я разрывался между двумя обещаниями. Первое я дал тебе: рассказать во всех подробностях о своей службе на Императорском военно-морском флоте. Второе я дал стране и императору: держать все подробности, касающиеся подготовки сил особого назначения, в строжайшей тайне. Чтобы справиться с дилеммой, я решил вести этот дневник. Эти слова – для тебя. Молчание – для императора.