– Неважно. Я полагаю, твоя пылкая страсть к никотину не угасла?
– «Пис» – это отлично.
– А почему ты сидишь в темноте?
– Просто так.
По пути в гостиную я зажигаю свет.
– Ого! – Бунтаро смотрит на мой фингал.– Красота!
– А кто сейчас в «Падающей звезде»?
– Жена. А ты думал?
– Но ведь ей нельзя волноваться. Я хотел сказать, э-э, что она ведь беременна.
– Хуже, чем беременна: она беременна, и ей скучно. Честно сказать, мы с утра немного повздорили. Она, понимаешь, устала оттого, что с ней обращаются как с китом-инвалидом,– если, мол, она посмотрит еще хоть одну дневную программу о том, как делать кукол из пластиковых бутылок, то купит пистолет. Да, если тебе интересно, она знает, что произошло. Но есть и хорошая новость: похоже, она – единственный человек в мире, кто это знает.
– Что?
– В новостях ничего. В газетах – тоже.
– Невозможно.
– Бунтаро пожимает плечами:
– Парень, ничего не было.
– Но это было.
– Нет, если этого не было в новостях.
– Ты мне веришь?
– Эй! Я всю ночь просидел за баранкой, вспомни об этом, дурень.
– Значит, все – выстрелы, взрывы?..
– Засекречено. Или, возможно, все замели до того, как полиция успела что-нибудь узнать. Якудза сама убирает за собой дерьмо, вот если бы она так же скрывала свой аппетит. Благодари судьбу, парень. Значит, нам одной заботой меньше.
– А как же с управляющим патинко?
– Да мало ли что? Выпал из окна, когда полез менять перегоревшую лампочку.
Мы выходим с сад и курим на ступеньках. Сумерки растворяются в темноте. В пруду плещется карп. Я выключаю свет, чтобы не налетела мошкара. Лягушки квакают то тише, то громче.
– Скажи, деревенский житель, чем лягушки отличаются от жаб? – спрашивает Бунтаро.
– Жабы живут вечно. Лягушки прыгают под колеса.
– С меня брали налоги на твое обучение.
– Бунтаро, еще одна вещь. Помнишь, я говорил про кошку. .
– Эта животина? Да их с моей женой уже водой не разлить. Ее будущее обеспечено. Пора кормить рыб.
Он заходит в дом и возвращается с коробкой чего-то рассыпчатого, пахнущего так же, как еда из «Хокка-Хокка». Мы по очереди кидаем в пруд щепотки корма. Карп молотит хвостом и хлюпает.
– Бунтаро, я действительно тебе очень благодарен.
– За рыбий корм? Пустяки.
– Я не о рыбьем корме.
– А, сигареты. Потом расплатишься.
Я замолкаю.
* * *
Голодный город
Госпожа Хохлатка снесла последнее яйцо за эту неделю. Она обернула его ватой, положила вместе с другими в плетеную корзину и накрыла салфеткой. Потом в последний Раз пробежала глазами список покупок: вязальная спица номер девять, лосьон против блох, индийские чернила цвета индиго, польский полироль, занзибарский марципан, две связки свежих светских свечей. В дверь ее будуара постучали, потом раздалось «гм» Козла-Сочинителя.
– Да, мой господин?
Дверь со скрипом приоткрылась, и Козел-Сочинитель поверх очков заглянул в щель.
– Я вижу, вы собираетесь на рынок, госпожа Хохлатка?
– Да, мой господин. Хочу продать свои яйца.
– Замечательно, замечательно. В этих местах я чувствую катастрофическую нехватку коротких рассказов. Я подумал, может быть, вы отнесете одну из моих книг на рынок, вдруг мимо будет проходить какой-нибудь книготорговец. Мало ли что может случиться. Предложение, спрос и все такое…
– Ваша правда, мой господин.
Госпожа Хохлатка была настроена скептически, но не хотела оскорбить чувства Козла-Сочинителя и поэтому положила книгу в карман фартука. Дверь со стуком отворилась, и в комнату ворвался ветер. На пороге вопросительно мычал Питекантроп.
– Да,– ответила госпожа Хохлатка.– Я ухожу. Нет, пойти со мной нельзя – я не хочу, чтобы ты опять распугал всех покупателей, как в тот раз au marche в Марракеше.
Питекантроп пробормотал что-то насчет одолжения и раскрыл перед госпожой Хохлаткой сложенные ладони. Она чуть не выронила корзину.
– Черви! У меня в будуаре! Здесь живут уважаемые, сытые создания! Они не едят червей! Да как ты посмел подумать, что можно эту дрянь положить рядом с моими чудесными свежими яйцами! Убирайся отсюда сейчас же! Невежа!
«Храни, Господи, мои перья»,– думала госпожа Хохлатка, проходя по разоренным пустошам. Что здесь случилось? Когда-то пейзаж радовал глаз, но сейчас поля, засеянные злаками, были мертвы или умирали, деревья обгорели или вовсе превратились в щепки, а выжженная до сажи земля испещрена воронками. Ржавые стволы искореженных танков торчали из пробоин, как готовые к бою мужские члены. Чертыхался чертополох. Разорванная труба цедила нечистоты в болото из оборванных проводов. От него исходило такое зловоние, что госпожа Хохлатка закрыла нос шалью.
– Что за чертовщина!
Вдруг небеса взвизгнули во всю силу своих легких. Госпожа Хохлатка едва успела загородить собой драгоценную корзину с яйцами и прикрыть уши крыльями, как от оглушительного звукового удара фартук у нее задрался выше головы, а панталоны вздулись. Взрывная волна схлынула. Госпожа Хохлатка огляделась и поднялась на ноги. Посмотрев вверх, она увидела прелюбопытное зрелище: какой-то хиппи на психоделически раскрашенной доске для серфинга падал с неба прямо на нее! Она непроизвольно схватила корзину и порхнула за большую бочку с надписью «Активный апельсин». Хиппи на предельной скорости врезался в грязь. Из получившегося от столкновения кратера полетели камни и характерные звуки. Госпожа Хохлатка смотрела, как оседает пыль, слишком пораженная, чтобы произнести хоть слово, даже про себя. Из кратера раздался стон.
– О, мэн! – Хиппи перебросил себя через край воронки. У него были ярко-рыжие дреды, огромные солнечные очки и подрагивающий над головой нимб.– Мэн.
Увидев госпожу Хохлатку, он изобразил рукой знак мира.
– Добрый день, мэм.
К госпоже Хохлатке вернулась способность шевелить языком:
– Рискованное было падение, не иначе.
– Проклятые «Фантомы»! Сдули меня подчистую! Даже не увидел, как они подлетели. Наверняка сейчас бомбят город, если там еще осталось что бомбить. Но раз у них есть боеприпасы, то они должны их израсходовать.
– Вы ничего себе не сломали?
– Только гордость, мэм, спасибо, что спросили. Я, видите ли, бессмертен.
– Простите?
– Бессмертен. Меня зовут Бог. Чрезвычайно рад с вами познакомиться.
Это сбило госпожу Хохлатку с толку. Нужно ли сделать реверанс?