Роботы и Империя - читать онлайн книгу. Автор: Айзек Азимов cтр.№ 70

Подошедший к Амадейро робот не посмел бы прервать гостью, разве что в случае крайней необходимости, но Амадейро без труда понял, что означает его выжидательная поза.

— Обед готов?

— Да, сэр.

Амадейро нетерпеливо махнул рукой в сторону Василии.

— Вы приглашены пообедать со мной.

Они перешли в столовую, где Василии еще не доводилось бывать. Впрочем, Амадейро был затворником и славился пренебрежением к социальным традициям. Ему неоднократно говорили, что он достигнет больших успехов в политике, если станет устраивать у себя дома приемы, на что он всегда вежливо улыбался и отвечал; «Цена слишком высока».

Возможно, именно из-за его неумения развлекать, подумала Василия, в обстановке столовой нет ничего оригинального или творческого. Зауряднейшие стол, тарелки и приборы. Стены — одноцветные вертикальные плоскости. Общее впечатление способно испортить аппетит кому угодно.

Суп, поданный на первое — обычный бульон — оказался столь же заурядным, как и обстановка. Василия начала есть без всякого желания.

— Моя дорогая Василия, — заметил Амадейро, — вы видите, как я терпелив. Я даже не стал возражать против вашего желания изложить свою автобиографию. Вы действительно намерены прочитать мне наизусть несколько ее глав? Если да, то должен откровенно признаться, что она меня не интересует.

— Если вы еще чуточку потерпите, ваш интерес неизмеримо возрастет, — пообещала Василия. Впрочем, если грядущее поражение вас и в самом деле не тревожит и вы желаете и в дальнейшем тратить усилия понапрасну, достаточно просто сказать мне об этом. Я молча доем и уйду. Вы этого хотите?

Амадейро вздохнул:

— Продолжайте, Василия.

— Так вот, однажды я создала очередную схему. Она показалась мне более совершенной, остроумной и многообещающей, чем все виденное прежде, или, если честно, все виденное с тех пор. Я с удовольствием показала бы ее отцу, но он уехал по каким-то делам на другую планету.

Я не знала, когда он вернется, и пока отложила новую схему, но каждый день разглядывала ее со все возрастающим интересом и восхищением. В конце концов у меня попросту лопнуло терпение. Схема казалась такой совершенной, что даже в принципе не могла нанести вред роботу. Мне не было тогда и двадцати лет, и я еще не переросла детскую безответственность. И я модифицировала Жискара, встроив в его мозг эту схему.

И не навредила ему — это было совершенно очевидно. Жискар общался со мной с безупречной легкостью, и, как мне показалось, стал гораздо расторопнее, понятливее и разумнее, чем раньше. Новый Жискар стал для меня восхитительнее и милее, чем прежний.

Я очень обрадовалась и одновременно встревожилась. То, что я сделала — модифицировала Жискара, не получив предварительно одобрения Фастольфа, — категорически запрещали правила, установленные им для меня, и я это прекрасно понимала. Но мне было ясно и то, что я не стану переделывать уже сделанное. Модифицируя мозг Жискара, я оправдывалась перед собой тем, что изменение временно и вскоре я нейтрализую все последствия модификации. Однако, едва завершив модификацию, я поняла, что не стану ничего менять. Я этого попросту не хотела. Более того, с тех пор я ни разу не модифицировала Жискара из опасения исказить результат последней модификации.

И Фастольфу я тоже ничего не рассказала. Уничтожила все рабочие записи об этой поразительной схеме, и Фастольф так никогда и не узнал, что Жискар был модифицирован без его ведома. Никогда!

Затем наши пути, мой и Фастольфа, разошлись. Он не отдал мне Жискара. Я кричала, что он мой, что я люблю его, но мягкая благосклонность Фастольфа, которую он всю жизнь выставлял напоказ, так и не позволила ему встать на пути у собственных желании.

Он дал мне других роботов, которые были мне совершенно не по душе, а Жискара оставил себе.

А когда он умер, Жискар достался той солярианской женщине — последний жестокий удар.

Амадейро справился лишь с половиной своей порции мусса из лососины.

— Если вы рассказали мне все это для того, чтобы подтвердить свои права на Жискара, то напрасно старались. Я вам уже объяснял, почему не могу нарушить волю Фастольфа.

— Кроме моего желания, тут есть еще кое-что, Калдин, — ответила Василия. — Гораздо большее. Бесконечно большее. Хотите, чтобы я замолчала?

Амадейро растянул губы в кривоватой улыбке.

— Раз уж я потратил столько времени, слушая все это, то сыграю роль безумца и послушаю еще.

— Вы станете безумцем, если откажетесь меня слушать, потому что сейчас я подойду к главному… У меня не выходили из головы мысли о Жискаре и той несправедливости, когда меня с ним разлучили, — но почему-то я совсем не задумывалась о схеме, которую тайком в него встроила. Я совершенно уверена, что не смогу воспроизвести ее, даже если попытаюсь, и, насколько могу вспомнить, она совершенно не походила на схемы, которые мне доводилось с тех пор видеть в различных роботах. И лишь на Солярии мне удалось совсем недолго разглядывать нечто похожее.

Та солярианская схема показалась мне знакомой, но я не могла понять почему. И лишь после нескольких недель упорных размышлений мне удалось докопаться до той глубоко скрытой области моего подсознания, где затаилось ускользающее воспоминание о той схеме, которую я выдумала два с половиной столетия назад.

И хотя я не могу вспомнить свою схему в точности, я уверена, что солярианская схема — лишь ее жалкое подобие, не более. Она лишь напоминала то, что мне удалось изобрести и воплотить в изумительно сложную симметрию. Но на солярианскую схему я смотрела глазами специалиста, за двадцать пять десятилетий досконально изучившего теорию роботехники, и она навела меня на мысль о телепатии. И если даже эта простейшая, почти не интересная для меня схема навела меня на такую мысль, то какой же телепатической способностью должен обладать мой оригинал — то, что я изобрела ребенком, и о чем с тех пор ни разу не вспоминала?

— Вы все повторяете, что подходите к главному, Василия, — заметил Амадейро. — По-моему, логично будет попросить вас перестать стонать и сокрушаться и изложить наконец суть просто и ясно.

— С радостью! Я хочу сказать вам, Калдин, что я, сама того не подозревая, превратила Жискара в робота-телепата и что второго такого робота не существует и никогда не существовало.

Амадейро долго смотрел на Василию. Уразумев, что рассказ окончен, он вернулся к муссу из лососины и с задумчивым видом отправил в рот несколько ложек.

— Невозможно! — произнес он наконец. — Вы что, считаете меня идиотом?

— Я считаю вас неудачником, — парировала Василия. — Я не говорила, что Жискар способен читать мысли, принимать или передавать слова или идеи. Скорее всего, такое невозможно, даже теоретически. Но я уверена, что он может улавливать эмоции и общий настрой умственной активности, и, возможно, даже изменять их.