И Бейли начал ждать, размышляя о том, что снятая против его воли гиперволновая драма, хотя и помогла Земле укрепить позиции, ему в департаменте полиции причинила непоправимый вред. Она выставила его в объемной проекции на плоском фоне департамента, чем наложила на него неизгладимую печать нежелательности.
Его повысили в чине, дали ему больше привилегий, что только усугубило враждебное отношение к нему в департаменте. А чем выше он поднялся, тем сильнее расшибется, если упадет.
Стоит допустить ошибку…
4
Вошел представитель департамента юстиции, небрежно осмотрелся и сел за письменный стол в кресло Рофа. По старшинству в чине. Роф невозмутимо сел сбоку.
Бейли остался стоять, пытаясь скрыть изумление.
Роф мог бы его предупредить, но не счел нужным. И так подбирал слова, что Бейли не догадался.
Департамент юстиции представляла дама.
Но, собственно, почему бы и нет? Женщины могли занимать любые административные посты. Генеральный секретарь мог быть женщиной. Женщины служили в полиции – одна в чине капитана.
Просто без специального предупреждения мужчина подразумевался сам собой. В истории бывали периоды, когда женщин на высоких административных постах оказывалось чуть ли не большинство. Бейли знал это – он вообще хорошо знал историю. Только нынешний период таким не был.
Представительница выглядела очень высокой и сидела в кресле, чопорно выпрямившись. Ее форменный костюм мало отличался от мужского – как и прическа, как и косметика. Ее пол выдавал бюст – две выпуклости, которые она не маскировала.
Лет около сорока, правильные медальные черты лица, зрелая привлекательность, ни проблеска седины в темных волосах.
Она сказала:
– Вы детектив Элайдж Бейли, ранг эс-семь.
Это было утверждение, а не вопрос. Тем не менее Бейли ответил:
– Да, мэм.
– Я младший секретарь Лавиния Демачек. Вы выглядите совершенно не так, как в гиперволновой драме, вам посвященной.
Бейли слышал это далеко не в первый раз.
– Если бы они показали меня таким, какой я на самом деле, то отпугнули бы зрителей, – сухо сказал он.
– Не думаю. У вас куда более волевой вид, чем у актера с детской мордашкой, которого выбрали на вашу роль.
Бейли чуть поколебался и решил рискнуть. А вернее, просто не устоял перед искушением. Он произнес с глубокой серьезностью:
– У вас утонченный вкус, мэм.
Она засмеялась, и Бейли незаметно с облегчением перевел дух.
– Мне лестно это слышать. Но почему вы заставили себя ждать?
Меня не предупредили, мэм. А у меня был свободный день.
– А свои свободные дни, насколько я поняла, вы проводите во Вне?
– Да, мэм.
– Один из этих чокнутых, как я выразилась бы, не будь мой вкус столь утонченным. А потому я скажу иначе: так вы один из этих энтузиастов?
– Да, мэм.
– Надеетесь со временем эмигрировать и осваивать новые миры в глуши Галактики?
– Возможно, не сам я, мэм. Неизвестно, позволит ли мой возраст…
– Сколько вам лет?
– Сорок пять, мэм.
– Вы так и выглядите. Кстати, мне тоже сорок пять.
– Но вы так не выглядите.
– А как? Моложе или старше? – Она опять засмеялась. – Впрочем, довольно играть словами. В любом случае, по-вашему, я слишком стара, чтобы стать первопроходцем?
– В нашем, обществе никто не может стать первопроходцем, не пройдя подготовки во Вне. Молодым она дается легче. Мой сын, я надеюсь, когда-нибудь ступит на поверхность нового мира.
– Вот как! Но, естественно, вам известно, что Галактика принадлежит космическим мирам?
– Их всего пятьдесят, мэм. А в Галактике есть миллионы планет, пригодных для человеческого обитания, где разумная жизнь не развилась. Миллионы, которые можно сделать пригодными.
– Да, но ни один корабль не покинет Землю без разрешения космонитов.
– Разрешения можно добиться, мэм.
– Я не разделяю вашего оптимизма, мистер Бейли.
– Мне доводилось говорить с космонитами, которые…
– Я знаю, – перебила Лавиния Демачек. – Мой начальник, Альберт Минним, два года назад командировал вас на Солярию. – Ее губы чуть-чуть скривились в улыбке. – В гиперволнодраме его коротенькую роль сыграл актер, очень на него похожий, насколько помнится. И, насколько помнится, он был не слишком доволен.
Бейли воспользовался случаем переменить тему:
– Я просил помощника секретаря Миннима…
– Он получил повышение, вы знаете?
Бейли знал всю важность чинов в иерархии.
– И его новое звание, мэм?
– Вице-секретарь.
– Благодарю вас. Я просил вице-секретаря Миннима получить для меня разрешение посетить Аврору в связи с этим вопросом.
– Когда?
– Вскоре после моего возвращения с Солярии. С тех пор я дважды возобновлял эту просьбу.
– Но положительного ответа не получили?
– Нет, мэм.
– И вы удивлены?
– Разочарован, мэм.
– Напрасно! – Она чуть-чуть откинулась в кресле. – Наши отношения с космическими мирами очень щекотливы. Возможно, вам кажется, что ваши два расследования несколько снизили напряжение. Так оно и есть. Эта жуткая гиперволнодрама тоже оказала благотворное действие. Но в целом трения уменьшились вот настолько (она сблизила большой и указательный пальцы так, что между ними осталась узенькая щелочка), при вот таком размахе. – И она развела ладони как могла шире.
– В таких обстоятельствах, – продолжала она, – было бы слишком рискованно отпустить вас на Аврору, где те или иные ваши действия могли бы вызвать межзвездный конфликт.
Бейли посмотрел ей прямо в глаза.
– Я был на Солярии, и никаких конфликтов не возникло. Наоборот…
– Знаю. Но вас командировали туда по просьбе космонитов. Просьба же с нашей стороны – это на сто парсеков другое дело, как вы отлично понимаете.
Бейли промолчал. Она неопределенно хмыкнула и продолжала:
– С тех пор как вы подали свои просьбы, а вице-секретарь их проигнорировал (с полным на то основанием), ситуация заметно ухудшилась. Особенно за последний месяц.
– Поэтому мы здесь, мэм?
– Вы теряете терпение, сэр? – иронически произнесла она тоном, каким обращаются к начальству. – И требуете, чтобы я сразу перешла к сути?
– Нет, мэм.
– Требуете, требуете, И что такого? Я излишне многословна. Хорошо, начнем с вопроса. Вам известен доктор Хэн Фастольф?