Дверь в чужую жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Галина Щербакова cтр.№ 32

- Ты смотри на меня, смотри, - шептала Ольга Сергеевна. - И губы ее спускались ниже и ниже, и уже хорошо были видны: корни ее волос - не огненных вовсе, а обыкновенных русеньких, уже траченных сединой. Была видна оспина от детской прививки, большая, корявая, и странные, несоразмерные пальцы. Тонкий, какой-то безжизненный вялый мизинец и большой палец с раздутой косточкой и широким и низким ногтем.

Он схватил ее под мышки, встряхнул и сказал:

- Потом вы будете страдать, что так поступили.

Ольга Сергеевна тут же запахнулась и - как ничего не было.

- Это вам надо страдать. Импотенту.

- В общем, да, - сказал он. - Я последнее время фурычу плохо.

- Слишком много для одного мужика, - засмеялась Ольга Сергеевна. - Тайный еврей и импотент. Оттого и выхода в ваших пьесах нет, света в конце тоннеля.

- В общем, - ответил Коршунов, натягивая свитер, - когда я это писал, я был вполне.

- Недоказуемо, - сказала Ольга Сергеевна, - недоказуемо…

- Да ладно вам, - засмеялся Коршунов. - Спасибо вам за все. В общем, было даже интересно. Во всяком случае, домработницу я переделаю точно… Вы мне подбросили идею… И вообще… Коньяк… Душ… Все было вполне…

- Жду завтра, будем говорить уже с Ноликом, - сказала Ольга Сергеевна.

- То есть? - не понял Коршунов.

- До завтра, - ответила Ольга Сергеевна. - Придете завтра с идеями. У вас другого выхода нет. Вас все равно никто не ставит. Выпишете роль по мне, и все будет в порядке. И не изображайте из себя униженного и оскорбленного. Пока вы - дурак. Поумнейте ночью. Нолика насмешим, как вы принесли мне веточку…

- Да я не вам ее нес, - сказал Коршунов. - Тут скажешь - не поверят. Я вообще шел мимо…

У самого порога он вдруг остро ощутил, какая она соблазнительная. «Вот это да! - подумал Коршунов. - Хоть оставайся… А то ведь кому сказать…» Но с эмоциями у него был явный разлад. Стоило тормознуть на этой «хоть оставайся», и так потянуло на улицу, на воздух, что вроде он не в чистом и проветренном доме, а в камере, где уже все живое выдышали и пора взламывать дверь. Он и стал взламывать.

- Что вы делаете? - закричала Ольга Сергеевна. - Вы что, не видите, здесь замок.

Выскочил. Внизу в кресле дремал тот, что с несмыканием. Глаза его общупали Коршунова, и была в них откровенная ненависть, а больше зависть. И если ненависть в нем была испоконной, генетической, то зависть была сиюминутной, конкретной, она стыла в щупе глаз, прошмонавших Коршунова и учуявших следы женщины, о которой вертухай всю жизнь мечтал, дремля в кресле, и которую завсегда воображал, затискивая в угол каптерки уборщицу пальмовых листьев. Он думал тогда, что пронзает рыжее лоно всенародной артистки, и от этого рычал радостно и громко, и рык его, ударяясь в помойные ведра, выходил из них не похожим ни на какой естественный звук. И если в этот момент в лифте ехали дети, то их няньки объясняли им просто, что это кричит дедушка Домовой, а если это были родители, то они рисовали научную картину движения воздуха и воды в трубах и утешались, что звуки водопроводных труб не опасны ни с какой стороны.

Откуда это мог знать Коршунов? Он прошел мимо несмыкаемого, и все. Он даже «до свидания» ему не сказал.

Голова была занята странным. Она разыгрывала пьесу, в которой пять абсолютно одинаковых женщин играли абсолютно разные роли. Женщины путались в словах, потому что забывали, которая из них кто. Коршунов думал, что, конечно, это чепуховая идея, но что-то в ней есть. Если взять за основу такое: мужчины - существа многочисленные и разнообразные. Женщин же в количественном плане нет вообще. Есть в природе одна-единственная женщина на сколько-то там миллионов мужиков. Ну и каково ей иметь их всех? А каково мужчинам иметь одну и ту же?

«Идиот, - подумал про себя Коршунов. - Лучше разрабатывать тему Гвоздя-мечтателя. Гвоздя, ждущего Мессию. Как он прячется. Как он зарывается в хлам. Как выскальзывает из рук. Как он сам себя точит, чтоб не потерять способность. Как он в поисках точила обхаживает всякие твердости, а эти дуры принимают его прикосновения за поцелуи…»

Одним словом, в голове была каша из гвоздей и женщин, а на лавочке у подъезда сидел застывший от холода Нолик.

- Да, - сказал Нолик, - да. Моросит… Ерунда, но у меня нежные почки. Странно, да? Нежные почки… Другой образ. Представляется клубочек завязи с тугой, скрученной силой… Нежной, но неукротимой. А я про фиолетовую больную материю, которой вот такая погода ну просто ни с какой стороны…

- Ну и шли бы домой, - ответил Коршунов.

- Как же, - слабо выдохнул Нолик. - Вас… Вы же были у меня дома…

Коршунов не то свистнул, не то хрюкнул, не то рявкнул.

- А почему, собственно, такое удивление? - не понял Нолик. - Она моя жена. Хотя странное определение применительно к ней.

- Мы поговорили и не поняли друг друга, - твердо сказал Коршунов. - Это чтоб вы не брали в голову лишнее.

- Голубчик! - сказал Нолик. - Голубчик вы мой! Это ужасно, если не поняли. Ужасно… Ей нужна роль. Большая. Звонкая… Чтоб она царила в ней. Ей только такие роли годятся. Она не любит Чехова. У него нельзя царить. Шекспир… Уильямс… Это по ней.

- Господи! - взмолился Коршунов. - Даже в крутой пьянке… Даже в момент наивысшего самомнения… Это я в голову не брал. Шекспир там или Чехов… Вы спятили…

- Конечно, - ответил Нолик. - Конечно, вы - не… Поэтому и нечего вам выпендриваться. Ваш бюджет на нуле, я узнавал. Вам уже за сорок. Талантливые мужики к этому времени успевают все сделать и помереть с сознанием состоявшейся жизни.

- Спасибо, - засмеялся Коршунов, - на добром слове.

- На здоровье. Я в этом лицо заинтересованное. Напишите ей роль из всех женщин, оставьте остальным то, чего они стоют. И помирайте себе. У вас в спектакле должна быть Одна Актриса. Одна! Понимаете?

- Вы сговорились? - спросил Коршунов.

- Конечно, - ответил Нолик. - И Главный так считает. Я не учел вашей прыти, что вы уже сегодня будете здесь… А она у меня не дипломатка. Я это вижу по результату. Но вы-то что? Вам такие женщины встречались по десять на дню?

- Нет, - честно ответил Коршунов. - Нет, вы отхватили музейный экземпляр.

- Слава богу, что понимаете… Вот давайте пойдем от этого. Давайте сломаем пьесу… Честно сломаем, до досок… И выстроим снова. Ведь никто ее не читал. Никто не видел. В сущности говоря, ее не существует. Чего вы ломаетесь? Это будет бенефисная вещь, с вашими же словами… Вы сообразите на то вы талант, - как перенести их в другие уста. И ни в какие-нибудь… В уста Актрисы, которую вам с огнем не найти. А потом пьесу схватят все театры. С ее подачи… Ну что я вас уговариваю? У меня ноют почки… Я жду тут уже три часа.

- Почему вы не поднялись?

- Это самый идиотский вопрос из всех идиотских вопросов, которые я слышал в своей жизни. Самый! Вы дурак, Коршунов?