– Простите! – повинился он. – Я был невежлив.
Просто я очень волнуюсь… Меня зовут Юрий. Юрий Михайлович Савельев. И давайте
сделаем так. Вы, конечно, женщина занятая, и, наверное, сейчас вам не очень
удобно разговаривать. Так вот, номер моего мобильника теперь у вас есть,
позвоните мне, когда сможете. Так я хоть буду знать, что не навязывался вам. А
я буду ждать…
– Хорошо, – едва слышно ответила Ирина и
отключилась.
«Какое красивое имя! – подумала она, – Юрий…»
Тут она поймала свое отражение в пыльном Катькином зеркале:
стоит, прижав телефон к груди, и улыбается бессмысленной улыбкой.
«Самое умное, что я могу сделать – это стереть номер его
телефона, – сердито подумала она, – а с другой стороны, должна же я
показаться ему в приличном виде, а не той замурзанной пахнущей костром теткой!»
Тут кто-то позвонил в дверь, поскольку Ирине было ближе, она
открыла. На пороге стоял Катин муж – профессор Валентин Петрович Кряквин
собственной персоной. Из-за его плеча виднелись сожженные рыжей краской три
волосины генеральши Недужной.
– Здрассти! – весьма невежливо сказал профессор,
очевидно, он ожидал вместо Ирины увидеть Катю.
– Валик! – Катька выглянула из кухни. – Как
ты тут оказался? У тебя же путевка… Что случилось?
– Вот именно! – загремел тщедушный профессор,
войдя в квартиру и твердо оттеснив плечом генеральшу. – Это я хотел тебя
спросить, что происходит?
Генеральша Недужная пыталась протиснуться в квартиру, но
Ирина была начеку и захлопнула дверь перед ее носом. Судя по всему, у Катьки с
мужем сейчас будет скандал, и совершенно незачем вмешивать в это дело соседей,
да еще таких, как бывшая генеральша.
– Катерина! – шумел профессор. – Я приехал,
потому что мне позвонили соседи! Они сказали, что ты совершенно опустилась,
регулярно устраиваешь в квартире дебоши, вечно у тебя стук и грохот, камни
какие-то падают, ночью кто-то ходит, причем топает как слон, и шаги явно мужские!
– Да? – угрожающе тихо спросила Катя. – А ты
знаешь, кто это был?
– Не знаю и знать не хочу! – профессор был полон
праведного гнева. – Еще они сказали, что по утрам ты выходишь во двор в
самом неприглядном виде, чуть ли не в рванье каком-то, и идешь в магазин за
опохмелкой! Одичала, говорят, совсем, соседей не узнает, а тут вообще на себя
шкуру дикого животного напялила!
– Но Валик… – растерялась Катя, – со шкурой
вышло случайно…
– Ага, а все остальное значит сознательно? –
завопил профессор.
– А ты кому веришь? – тут же озверела
Катька. – Мне или генеральше? Если она тебе дороже меня, то и женился бы
на ней!
Ирина услышала за дверью странные звуки – очевидно, от
удивления подслушивающая генеральша опустилась на пол.
Профессор махнул рукой и побежал по коридору, налетев на
шкаф.
– Бедлам какой в квартире, веревки всякие под ногами
валяются! – он дернул кучу веревок, торчавших из – под шкафа.
– Валик! – вскричала Катя, – Осторожнее!
Но было уже поздно, потому что каменный носорог свалился со
шкафа с ужасающим грохотом. Очевидно, профессор Кряквин не растерял еще
сноровку, полученную во время своих скитаний в пустынях и джунглях Африки,
потому что он успел отскочить от носорога в самый последний момент.
– Валик! – прослезилась Катька. – Ты жив!
Какое счастье! – И она бросилась ему на шею.
– Ну зачем ты приехал? – говорила она, покрывая
поцелуями его лицо. – Здесь так опасно, сидел бы себе в санатории, бабочек
ловил…
– Откровенно говоря, – признался ее муж, смущенно
покосившись на подруг, – там такая тоска! И кормят плохо!
– А пожалуйте к столу! – тут же расторопно
пригласила Ирина. – Только умойтесь сначала, а то носорог очень пыльный…
Через две минуты профессор сидел на кухне и отрезал себе
толстый кусок ветчины.
– Валик! – в ужасе вскричала Катя. – Ты же
мяса не ешь!
– Посидишь, матушка, неделю на кашах, да на капустных
котлетах, забудешь про вегетарианство! – отмахнулся профессор. –
Ладно, девочки, давайте выпьем за вас, раз вы так дружите!
– Как хорошо, что не надо забивать голову глупостями
типа неземной любви! – тихонько сказала Жанна. – Нет уж, теперь я
твердо знаю, что это не для нас, верно, Ирка?
«Как знать, как знать», – подумала Ирина и опустила
глаза, чтобы никто про нее ничего не догадался.