Меня зовут женщина - читать онлайн книгу. Автор: Мария Арбатова cтр.№ 47

– Как вам не стыдно развращать дальше людей, которые в течение всей поездки обворовывали вас и морили голодом? В Монголии много нуждающихся, почему вы хотите заняться благотворительностью по отношению к жуликам? Где у вас чувство собственного достоинства? Если у вас лишние деньги, отдайте их Аните и Ричарду, они нуждаются больше, чем семейка Энхе!

Норвежцы надуваются, я замахнулась на святое: главная цель их поездки – почувствовать себя сверхлюдьми. Елле, Денси и Науми хлопают глазами – как дети богатых, эти молодые люди в принципе инфантильны, как младенцы. Анита и Ричард опускают глаза: уж они-то согласны со мной, но высказаться боятся. Елена мнется:

– Видишь ли, Маша, эти люди вели себя с нами дурно, но, может быть, когда-то в этой жизни мы тоже совершали неблагородные поступки! Не будем их строго судить.

Даже Елена не может позволить себе отступления от общепринятого – ситуационный стандарт среднеарифметического европейца почище любой совковой зомбированности. Они все время делают то, что принято, они даже шаблон ломают по общепринятому шаблону. Они не считают себя благодарными монголам, они не боятся монголов, они просто идеологически не могут выйти из бытийного шаблона. У них с монголами четкое распределение обязанностей: они – Кук, монголы – аборигены, приготовившиеся его съесть. Наше присутствие ломает логику; по классу жизни мы для них – монголы, по типу общения – европейцы. Им очень стыдно перед нами, когда семейка Энхе в автобусе рвет на части кучку долларов, как невоспитанные дети горсть конфет, как каждый размахивает кулачком с добычей, подпрыгивая и цокая языком. Кайф западной благотворительности отравлен нашими усмешками.

Автобус скачет по горам, мы поем английские песни и вожделеем душа, еды из чистой посуды и сна за каменной стеной, а главное – дороги домой, домой, домой…

На вокзале в автобус входит американец, он щебечет про то, что соскучился по «своим» и что преподает английский в монгольском вузе за тысячу долларов в неделю.

– За сколько? – хрипло от волнения спрашивает Ричард, и мы с Анитой понимаем, что победила Аюна.

И вот мы стоим у окна вагона, а Энхе – на перроне.

– Все было хорошо? Я очень старалась! – льстиво говорит она.

– Все было сказочно, – строго отвечаю я. – Но если ты не едешь с нами в Улан-Батор, то где наш ужин, раз нас даже не покормили обедом?

– Ужин? Прости, я совсем забыла про ваш ужин, – кисло отвечает Энхе, кричит по-монгольски, и братцы-головорезы неохотно плетутся в автобус за ящиком еды, уже было собравшейся в их холодильник.

Нас сопровождает переводчица. Польза от нее нулевая, просто ей нужно съездить за счет экскурсии с семьей в Улан-Батор, она тащит с собой круглоголового бритого мужа в национальном халате и неопрятного ребенка лет трех, периодически прикладываемого к груди. Грудью детей в Монголии кормят, по-моему, до совершеннолетия, что не мешает кормящим матерям вовсю глушить сывороточную водку наравне с остальными членами семьи.

В нашем купе Анита, существо редчайшей бестактности и бестолковости. Она час рассказывает о том, что ее миссионерская задача – вымыть весь мир, что она периодически и демонстрирует со щеткой и тряпкой на улицах Амстердама.

Однако это не мешает ей, запрыгивая каждые пять минут на свою верхнюю полку, топтать простыню Лены грязными походными ботинками. Утолив просветительские потребности, Анита торжественно объявляет, что сейчас будет поить Лену своим чаем, что для Аниты щедрость неслыханная. Она приносит два стакана кипятка, достает пакетик травного чая, опускает его в свой стакан и, убедившись, что он отдал все, перекладывает его в стакан Лены. Мы еле сдерживаем хихиканье.

Тут в купе появляется Марта из каравана, путешествовавшая по Эрденету на лошадях; Марта может помочь Аните с билетом домой, с которым какие-то накладки, потому что все, что связано с Анитой, связано с накладками. Анита стрелой бежит за кипятком и сует в стакан Марты новый пакетик чая. Марта пьет чай, и они уходят сплетничать в коридор, хотя никто из нас троих не понимает по-голландски. Мы завариваем чай, но стаканов только два, и приходится взять чашку Аниты. В этот момент она входит в купе с лицом, на котором написано, что чай был напрасно потрачен на Марту, – билета не будет. Увидев собственную чашку, оскверненную русской заваркой, Анита кричит по-немецки об уважении к собственности, матерится по-голландски, выворачивает содержимое чашки прямо на стол, прячет чашку в рюкзак, прыгает на свою верхнюю полку, не разуваясь, и отворачивается к стене. Мы, онемев, наблюдаем, как коричневые ручейки расползаются по столу.

– Она свихнулась, – предполагает Миша.

– Она переживает по поводу билета, – комментирует Лена.

– Она просто обнаглела, – ставлю диагноз я.

Между прочим, Анита нас лет на десять моложе. Однако, легко распознавая отечественное хамство, в импортном мы все время предполагаем неведомые нам душевные сложности.

Проходит время в полной тишине. Анита слезает с полки; заглянув в наши оледеневшие лица, суетливо вытирает чай со стола, громко жалуется на разных языках на отсутствие билета, счастья в жизни и на людей, не понимающих тонкую натуру актрисы, от которой зависит, будет вымыт весь мир или нет.

Тут в купе вламываются два огромных криминогенных монгола в темных очках.

– Водка, доллар есть? – спрашивают они, усевшись, как дома.

– Нет.

– Купи ковра! Купи кожа! Купи шкура медвежонка!

– Нам не нужно.

– Продай водка, продай доллар, купи шкура!

– Оставьте нас в покое, у нас нет ни долларов, ни времени разговаривать.

– Купи шкура барана, купи кожа, продай водка, – настаивают они, блокируя выход.

Становится не по себе. В дверях появляется улыбающийся Ричард.

– Ричард, срочно позови переводчицу, мы не знаем, как от них избавиться, – просит Лена Ричарда по-французски.

– О’кей, – отвечает Ричард и исчезает до утра. Переводчица спит в другом конце вагона. Ей по фигу все, кроме норвежской пары. Совершенно непредсказуемо, что будут делать «гости» дальше, и совершенно предсказуемо, что, что бы они с нами ни сделали, вся монгольская часть поезда будет им помогать, а вся немонгольская часть поезда будет дрожать как осиновый лист. Анита преглупо улыбается, пытаясь понять, о чем идут переговоры. Мы с Леной терпеливо боимся. Проходит минут десять, Миша поправляет очки и, вспомнив, чему его учили в области системы Станиславского, вдруг рявкает:

– Еще вопросы есть? Вон отсюда!

И два здоровенных, наглых монгола испуганно переглядываются и вылетают из купе, «как пух из уст Эола». Попробовав новое амплуа, Миша идет за одеялами (за выбитыми окнами поезда температура минусовая), а я ассистирую. В купе проводницы крутятся ее малолетние дети.

– Нам нужно четыре одеяла, – вежливо говорит Миша.

– Одеял нет, – рявкает проводница и захлопывает дверь перед нашими носами.