Кино, вино и домино - читать онлайн книгу. Автор: Мария Арбатова cтр.№ 6

Будучи химиком, Ольга понимала, что эколог – это не столько мировоззрение, сколько сумма знаний, и спешила реализовать свои знания и умения. Раздражаясь тем, что жизнь востребывает потенциал таких, как она, значительно медленнее, чем погибает мировая вода. И можно просто не успеть.

Она вырастила детей, тащила на себе пожилых родителей, дожидалась внуков, сохранила добротную ауру брака, завоевала авторитет в профессиональном сообществе, можно сказать, сделала экологическую карьеру, но… ее притязания простирались шире. Она была по-настоящему «зеленой», а это значит, относилась к воде как верующий к своему верховному богу.

Ольга понимала, что долгие годы только получала от воды и теперь пришел возраст отдавать ей в полную силу. Это было самоедством миссионера, не находящего поддержки у окружающих. Но она была неисправимым интровертом, и мнение окружающих было ей по фигу.

– Лиза, ты помнишь, что я делаю доклад о состоянии мировой воды? – строго спросила она, подойдя к Золотовой, хотя было понятно, что организм продюсерши фестиваля находится во власти совсем другой жидкости.

– Делаешь, зануда! Конечно, делаешь! Еще как делаешь! Каждый фестиваль одно и то же долбоебство! Каждый фестиваль ты нам выносишь мозг со своей водой! Делай хоть о воде, хоть о… ой, извините, тут дети! – залилась колокольчиком Золотова, тряся белокурой гривой. – Начальнику фестиваля Динке про воду и скажешь! Она нас встречает в Неаполе! А меня не грузи по мелочам!

Ольга пошла к своему креслу, ее остановила и усадила рядом с собой неувядаемая красавица актриса Татьяна Печорина:

– Олечка, как я рада вас видеть! Вы будете плавать? Я – обязательно. Говорят, там галька и надо было взять резиновые тапочки. А я не взяла. В наше время не было никаких тапочек и люди не считали гальку проблемой…

Ольга побоялась спросить, что актриса Печорина считает «нашим временем», в старших классах школы девочки собирали в альбомы открытки с лицами популярных артистов и обменивались ими как марками. Печорина за красоту легко обменивалась на одну Софи Лорен или две Нонны Мордюковой.

На прошлом фестивале в Хорватии Печорина уплывала в открытое море на три часа, и Ольга, как самая трезвая и ответственная, поглядывала из окна отеля, видна ли на фоне залива ее яркая шапочка.

Печорина была так красива, что итальянские организаторы, увидев ее фото, несмотря на жару и цену медстраховки для пожилых, написали Дине: «Нам все равно, сколько ей лет, без нее не приезжайте, когда женщина так красива, совершенно не важно, сколько ей лет…»

– Оля, у нас хорошая чача! Без подделок! Будешь? – деловито спросил народный артист Шиковский.

– Нет, спасибо, я в самолете пить не могу, – оправдывалась Ольга.

– Опять сачкуешь! Посмотри на наших! Они, как всегда, нажрались в самолете! Как говорила моя подруга Фая Раневская: «Четвертый раз смотрю этот фильм, должна вам сказать, сегодня актеры играют как никогда…» – Шиковский обожал подчеркивать, что играл еще с теми, «каких теперь не делают».

Ольга недавно видела трансляцию семидесятипятилетия Шиковского. Маленький, лысый, пузатый, но при этом благодаря таланту способный немедленно перевоплотиться в высокого, худого и лохматого, он стоял в окружении дочерей и внуков. А пожилая жена с палкой заботливо поправляла оставшиеся перышки волос у его висков.

– Чин-чин! – подошел к Шиковскому Андрей Николаев и чокнулся пластмассовым стаканчиком с бутылкой его чачи.

– Чин-чин? Это по-каковски? – спросил Шиковский.

– Чин-чин – это итальянский «лехаим»! Дословный перевод на русский: «Выпьем за то, чтоб деньги были и хуй стоял!» – пояснил Андрей Николаев.

– Какая все-таки мы многословная нация… – с сожалением заметил Шиковский.

– Олюсик, малыш, иди сюда! – закричала Наташа и почти насильно насыпала ей пригоршню орехов; она всегда старалась накормить Ольгу насильно, точно как мама.

Например, звонила с текстом:

– Олюсик, малыш, сейчас пришлю за тобой водителя! Я приготовила обалденный обед и хочу его съесть вместе с тобой!

Переться есть обед на Рублевку было, конечно, некогда. От этого Ольга, с одной стороны, ощущала себя виноватой, с другой стороны – любимой. Точно как с мамой. Вот и сейчас идти по самолету с занятыми орехами руками было крайне неудобно, поскольку швыряло из стороны в сторону. Но если бы Ольга не подставила ладошки, Наташа просто просыпала бы их на пол. Она была из тех, кто безапелляционно кормит тех, кого поймает. Едой, новостями, проблемами, собой.

Ольга нашла глазами того самого вихрастого мальчишку. Он сидел в хвосте и смотрел фильм по монитору. Подошла, протянула орехи. Половину тут же схватил маленький трогательный очкарик, сидевший рядом. Парни набили рот орехами, не сказав «спасибо», и снова уставились на экран.

«Госпитальный синдром, – подумала Ольга. – Практически как у рублевских…»

– А вы даже фильм можете смотреть на итальянском?

– А все понятно! – сказал очкарик. – Это ж про мафию. Мы же к ним едем.

– К мафии? – засмеялась Ольга.

– Я не вру! – обиженно ответил очкарик. – Дядя Феручио работает в мафии. Он там самый главный!

– Трепи больше! – Вихрастый с набитым ртом бросил в него орешком. – Самый главный – дядя Эмильяно. Когда я вырасту, он меня возьмет в мафию! Он обещал! И к тому же у него одни дочки!

Ольга потрепала их по волосам и вернулась на свое место читать западный экологический журнал.

* * *

На таможне образовались две очереди. Левая – из галдящих детей; правая – из пьяных фестивальцев. За таможней детской очереди стояли и что-то выкрикивали несколько итальянских мужчин. Дети махали им руками и отвечали по-итальянски. А тот самый крохотный очкарик, шустро прошедший контроль, бросился на руки здоровенному детине с криком:

– Бонджорно, Феручио!

А тот поднял его мохнатыми лапищами и прижал к себе бережно, как девочки прижимают куклу, в глазах у него чуть не появились слезы, и он закричал:

– Васка! Васка! Финалменте!

И Ольге стало стыдно от того, что этих выброшенных родителями русских детей согревают итальянцы. Вспомнила слова «Васки»: «Дядя Феручио работает в мафии. Он там самый главный!»

И даже привстала на цыпочки, чтобы разглядеть главного мафиози. Но была разочарована – здоровенный, простецкий, пузатый, лысоватый, небрежно одетый итальянский работяга.

Написала мужу, дочери и сыну эсэмэс: «мы сели». Получила в ответ от мужа: «где таблетки для посудомоечной машины?», от дочери: «отдохни от нас немножко», от сына: «а мы тут у сереги тяжеляк слушаем».

По багажной ленте поехали чемоданы, старшие детдомовские девочки выхватывали их с радостным визгом и отдавали Феручио и его помощникам. А маленький очкарик стоял вплотную с ним и показывал всем своим видом, что это его Феручио, и сейчас он разберется с чемоданами, и станет совсем его, и только его.