Фантазии женщины средних лет - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Тосс cтр.№ 66

Вернувшись домой, я прежде всего поговорила с Дино, но он молчал, и его глаза наполнялись такой зримой, ощутимой болью, что у меня защемило сердце. Я написала письмо Стиву, и он тотчас ответил, что хотя не знает деталей, но с точки зрения карьеры это редкий шанс, который он советует не упускать. Альфред посоветовал то же самое. «Я тебя поздравляю, – сказал он в конце нашего телефонного разговора. – Я всегда считал тебя одаренной девочкой». Но я ведь не могла спросить его: «А как же Дино?», как постоянно спрашивала саму себя.

Через несколько дней я позвонила французу и сказала «нет», сославшись для приличия на сложности переезда, акклиматизацию и прочую ерунду. Я думала, он сразу повесит трубку, на это и рассчитывала, но ошиблась. Он, неистово картавя, пообещал подумать и перезвонить в течение двух дней. Однако позвонил назавтра и сказал, что может предложить мне большую зарплату, и назвал сумму, от которой даже у меня, человека не алчного, перехватило дыхание. «Мы делаем исключение, потому что заинтересованы в вас», – сказал он, так гнусавя, что я с трудом разобрала.

Я снова взяла время на размышление, а потом мы с Дино долго беседовали, и он в результате понял и даже сам стал убеждать меня, уговаривая, что такой шанс бывает раз в жизни.

– Может быть, бросишь все и поедешь со мной? – спросила я на всякий случай, сама не веря в успех.

Он пожал плечами:

– Я артист и больше ничего не умею. Что мне там делать? Французского я не знаю, я даже на жизнь не смогу заработать.

– Ну, это-то ладно, – сказала я, зацепившись за аргумент, – я буду получать кучу денег.

– И что мне останется в жизни? Тратить твои деньги, сидеть дома и ждать, когда ты придешь с работы? – Он виновато улыбнулся, как бы извиняясь за то, что это невозможно.

– Да, я понимаю, – ответила я.

Потом мы снова говорили, пытались составить план нашей дальнейшей жизни. Мы решили, что я соглашусь, но подпишу контракт всего на год, а за год мы что-нибудь да придумаем, и выход так или иначе найдется. Я позвонила французу и согласилась.

Я остро чувствовала утекающее время, пружина сжималась с каждым днем, каждым часом, все туже и туже, и мне становилось труднее сдерживать ее нервный напор. Дино тоже изменился, ушел в себя, стал говорить еще меньше, он, казалось, экономил на словах, чтобы не растратить в них остаток сил. Он осунулся и побледнел, перестал спать, я видела по ночам его открытые глаза, режущие темноту, казалось, до самого потолка. Иногда он вздыхал, и я сжималась от этого глубокого, растянутого, почти старческого вздоха. Я знала, что ему больно, мне самой было невмоготу.

А время все сужалось и сдавливало круги, и я уже металась в последних оставшихся днях. За два дня до отъезда я рано вернулась домой, Дино уже ждал меня, я обвила его руками за шею, притянула к себе. Я чувствовала подступающую дрожь, ведь оставалось всего два дня, два мгновенных дня, последних, из четырех таких же мгновенных лет. «Скоро, – подумала я, – я не смогу смотреть на него, не смогу чувствовать его тепло, не смогу разговаривать с ним, когда он тихо, почти завороженно сидит и слушает, не возражая, а только соглашаясь, заведомо соглашаясь». Я не могла больше стоять, тянуло в ногах, сильно, болезненно, крутил живот, почти выворачивая, и мне сразу стало плохо.

– Пойдем ляжем, – сказала я в надежде, что боль пройдет Мы легли, и мне в самом деле стало лучше, прошли тошнота и головокружение, хотя ноги тянуло по-прежнему.

– Я всегда буду для тебя, везде и всюду, – сказала я. – Что бы ни случилось, где бы я ни была, я всегда буду для тебя. – Дино молчал, я не видела его глаз, я лежала, уткнувшись ему в плечо. – Слышишь? – Он молчал – Ты слышишь?

– Да, – ответил он.

Что-то больное проступило в его голосе. Я приподнялась на локте, чтобы заглянуть в его лицо. Он плакал, тихо, бесшумно, не показывая ни звуком, ни телом. Я не знаю от чего, может быть, от этой молчаливой мужской и потому невыносимой сдержанности что-то надорвалось во мне, сдерживающая волевая дамба размылась, прорвалась и, немощная, тут же была снесена. Я сама услышала, как странно, не по-людски я взвизгнула, и из меня хлынуло сразу ото всюду: из глаз, изо рта – слезы, звук, слюна, дыхание, обрывки слов – все вперемешку.

Со мной случилась истерика, я сама понимала это. Я знала, что мое лицо потеряло очертания, перестав принадлежать мне, я чувствовала выпяченные, сразу покрупневшие от тяжести и от дрожи губы, я сама не могла разобрать, что они пытаются прошептать.

– Слышишь, – шептала я, но это был хрип, а не шепот, – слышишь, ты слышишь? – Меня выворачивало наружу, прямо на него, вместе с ревом, с кашлем. – Ты слышишь, слышишь? – кричала я, захлебываясь. Я уже лежала на нем, в судорогах извиваясь всем телом. – Я умру без тебя! Ты должен быть всегда моим, – я на секунду ослепла, что-то резануло глаза, видимо, краска сползла и наплыла на глаза. – Я, наверное, страшная сейчас? – спросила я, пробиваясь сквозь слезы, я даже улыбнулась. Он не ответил, а только запустил руку в мои волосы и там ее оставил. – Мой любимый. – Я сползла лицом на его грудь и терлась, чтобы вобрать в себя частицы его кожи, запаха. – Обещай, что у тебя никого не будет, кроме меня. Обещай, что никогда, что ты всегда будешь моим!

Мне казалось, что я утихаю, но тут я представила Дино с другой женщиной и опять взорвалась, теперь еще сильнее.

– Обещай, – кричала я, – поклянись, что у тебя не будет другой женщины, никогда в жизни, клянись! – Я не сознавала, что творю, я только знала, что больно рукам, всему телу, и по этой боли поняла, что стучу, барабаню изо всех сил кулаками по его груди, мелко и часто, и хотя сильно, но все равно в бессилии.

– Клянись! Поклянись, что никогда никого! – Я задыхалась. – А? – переспросила я, потому что он уже давно говорил, но я не слышала что.

– Я клянусь, успокойся, я клянусь тебе, – наконец разобрала я, но что значили эти слова? Ничего! Мне было мало их.

– Нет, – я кричала, – не так, повторяй за мной, – я старалась сдерживать всхлипы, чтобы он мог различить мой голос. – Повторяй, что у тебя никогда никого не будет. Никогда никого. – Я не понимала, что он говорит, но знала, что повторяет. – Клянись жизнью! – я продела рукой по глазам, я ничего не видела, а мне нужно было видеть. Он поклялся. – Еще раз клянись. – Мне стало трудно произносить слова, у меня опухли горло и язык. Я почти не могла говорить. Он снова поклялся. «Клянусь жизнью, никого, кроме тебя», – прочла я по губам. – Ты любишь меня? – это было последнее, что я смогла выдохнуть из себя.

– Люблю. Только ты, больше никто. Ты одна. – Теперь я знала, что это его слова, сначала мне показалось, что мои, но потом я поняла, что его.

Я была обессилена, выжата от слез, от вырвавшегося из меня вместе с ревом отчаяния. Во мне ничего не осталось, кроме измождения и еще любви, и еще желания эту любовь доказать, прямо сейчас, немедленно. У меня не было сил, и пусть, неловко, но я все же расставила ноги, я была вся мокрая, я даже не представляла, что слезы могут покрыть все тело, что их может быть так много. Я всхлипывала, казалось, мои легкие поднялись к гортани, еще немного, и я бы выплеснула и их. Я стала медленно наезжать, склонившись над Дино, держась за его тело, чтобы не соскользнуть, не сорваться.