Черный ворон - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Вересов cтр.№ 44

Таня легла на тахту, заложив руки за голову. Когда вошел Ванечка, она сказала:

— Погрей меня. Мне что-то зябко… Он подошел к тахте и, опершись на локоть, привалился грудью к ее груди — чуть наискось, так что колени остались на полу — и жаркими, жадными поцелуями принялся покрывать ее лицо, шею. Его свободная рука скользнула ей под юбку и робко полезла вверх. Пальцы его доползли до нижнего края трусиков, стали тянуть, теребить. Таня чуть выгнулась, приподнимая бедра, чтобы облегчить ему задачу…

— Нет, — выдохнул Ванечка, пряча лицо. — Нельзя… Я слишком люблю тебя, слишком уважаю… Только после свадьбы. Выходи за меня, ну пожалуйста!

Таня сокрушенно вздохнула.

— Ты… В тебе вся моя жизнь, моя надежда… Кроме тебя мне ничего не надо, а без тебя… Или ты — или алкоголь, третьего не дано.

— Какой же ты глупый…

Двадцать шестого сентября приехали родители, и свидания на квартире прекратились.

Тридцатого октября Иван Ларин и Татьяна Приблудова, отказавшись от помпезного и суетливого торжества во Дворце бракосочетаний, подали заявление на регистрацию брака в районный загс, что на Скороходова. Поскольку у жениха с невестой не было обстоятельств, требующих ускоренной регистрации, их поставили на январь. Служащая, заносившая в гроссбух паспортные данные, увидев, что невесту зовут Татьяной, порекомендовала двадцать пятое число — Татьянин день. Они подумали и согласились: в январе Тане легко было взять несколько дней отгула, а у Ванечки и вовсе начинались каникулы. На радостях они съели по двести граммов мороженого, сходили в кино и начали исподволь готовиться к свадьбе.

Ванечка все откладывал решительный разговор с родителями. Он предвидел большой и тяжелый конфликт, а вся его миролюбивая, робкая натура стремилась всяческими способами уходить от конфликтов. Еще больше он опасался, что его поставят перед жестким выбором — выбором, которого он ни за что не хотел делать. У него не было ни малейших сомнений, что мать не примет Таню, а отец, как всегда, примет сторону матери.

Семейное будущее единственного сына было для Марины Александровны самым чувствительным местом. В последний год она хотя бы раз в неделю непременно задавала Ванечке один и тот же якобы шутливый вопрос:

— И когда ты у меня женишься?

Разумеется, она прекрасно понимала, что для молодого человека двадцать один год — отнюдь не тот критический возраст, перевалив который он становится в глазах окружающих безнадежным старым холостяком. Ее вопрос был, в сущности, совсем о другом: ей необходимо было удостовериться, не появились ли у сына какие-нибудь свои, несанкционированные планы на сей счет. Таковые планы следовало либо пресечь в зародыше, либо поставить под свой неукоснительный контроль. Отсутствие матримониальных видов у Ванечки успокаивало Марину Александровну — это означало, по ее мнению, что он пока еще полностью открыт для ее внушения.

Еще с Ванечкиного десятого класса Марина Александровна присматривалась к девочкам, так или иначе его окружавшим. Она знала, что он дружен с Леночкой Черновой, дочерью самого Дмитрия Дормидонтовича, но ничего сколько-нибудь похожего на «чувство» между ними нет. Знала она и про его школьные безответные влюбленности — в Таню Захаржевскую, юную сестричку друга Никиты, в одноклассницу Люду Соловьеву. Она понимала, что все это пустяки, подростковые увлечения, но в принципе не возражала бы, если бы эти увлечения получили дальнейшее развитие — обе девочки были из приличных семей, воспитанны, хороши собой, особенно Таня. Марине Александровне даже чуть-чуть взгрустнулось, когда она узнала, что Люда рано вышла замуж и переехала в Москву. Зато она обрадовалась, когда на последний Ванечкин день рождения ненадолго заскочила Таня поздравить именинника. Выяснилось, что они с Ванечкой учатся на одном факультете. На другое утро за завтраком мать завела разговор о достоинствах Никитиной сестры, и Ванечка восторженно подхватил эту тему. Но этим все и ограничилось.

Когда к концу десятого класса стало окончательно ясно, что Ванечка намерен поступать на филологический, Марина Александровна горячо поддержала его решение и пресекла все возражения мужа, ворчавшего, что мужик должен заниматься машинами, железом, а всякие там Блоки, Брюсовы и прочие футуристы — это бабское дело. Павел Иванович угрюмо замолчал, а Марина Александровна принялась устраивать сына на престижный факультет, где учатся девочки из лучших семей города и где ее сыну предоставляется великолепная возможность составить блестящую партию.

В годы своего студенчества Ванечка несколько разочаровал ее — он почему-то упорно не водился не только с девочками из лучших семей, но и с девочками вообще, предпочитая компании молодых людей с явно алкоголическими наклонностями. Новых друзей сына она на дух не переносила, и Ванечка постепенно перестал приглашать их к себе, да и сам стал появляться домой все позже и все более настаканенным. На другой день он получал выволочку от родителей, клялся и божился, что больше никогда и ни капли. Примерно через неделю все повторялось снова.

Ванечкина дурная наклонность тревожила Марину Александровну безмерно. Но особенно не давал ей покоя один аспект проблемы — она панически боялась, что Ванечка спьяну спутается с какой-нибудь шалашовкой без ленинградской прописки, которая наградит его дурной болезнью или, еще того хуже, начнет предъявлять права на него и его жилплощадь. Эта мысль стала настоящим пунктиком Марины Александровны. Когда Ванечка возвращался с очередных пьяных гастролей, она с особым волнением высматривала на его физиономии следы губной помады, старалась вынюхать малейший след запаха духов. Но Ванечка был морально устойчив — от него несло только винными парами и еще табачищем. Утренние проработки тоже стали вестись под этим углом: в какой компании пил, были ли девки, если да — то кто такие, откуда, как зовут и в какие отношения они порывались вступить с Ванечкой.

— Да что ты, мам, да ничего не было, я только с Житником и с Бароном по две кружечки… — бубнил Ванечка.

— Точно ничего? А ну-ка, посмотри на меня! Ничего, говоришь?

Она ему верила — похмельный Ванечка был на ложь неспособен. И проблема чуть утратила остроту.

Разумеется, Марина Александровна принимала меры не только оборонительного, но и наступательного характера. То приглашала знакомых с дочерями подходящего возраста, то таскала Ванечку с собой в гости к таким знакомым — все безрезультатно. Четыре года подряд она доставала ему на зимние каникулы путевки в лучшие дома отдыха, куда далеко не всякий родитель может определить свое чадо — ВТО, Дом архитектора, Дом композитора. Ванечка возвращался оттуда насквозь проспиртованный, а по части новых знакомств обзаводился лишь новыми собутыльниками.

И вот на таком-то психологическом фоне Ванечке предстояло ввести в дом свою Таню — штукатура-маляра с восемью классами образования, из лимитной общаги, без отца, без матери, при одной лишь сводной сестре — птичнице из новгородской деревни. Мать попросту откажется видеть, какая Таня красавица и умница, откажется понимать, что, повстречавшись с Таней, ее сын уже не может быть счастлив ни с какой другой. И Ванечка твердо решил, что поставит родителей перед уже свершившимся фактом, а там, как говорится, стерпится-слюбится.