Какое-то время стояла напряженная тишина. Потом Лаврик,
зорко присмотревшись, выпрямился и сказал Мазуру с оттенком нешуточной обиды:
– Стареем мы, Кирилл, молодежь о нас уже и не слышала. У
него штаны совершенно сухие. Не хочу хвастать, но была парочка случаев, когда,
заслышав мое скромное имечко, клиенты в штаны мочились… При гораздо более
благоприятных обстоятельствах.
– Сик транзит глория мунди, – угрюмо сказал
Мазур. – Он обязательно намочит в штаны, а то и наложит… Можно, сначала я
с ним чуточку поработаю? Кое-кого из тех, кого он убил, я никак не намерен ему
прощать… Как насчет «крабика» или «щекотухи»? Только нужно рот ему заткнуть, а
то весь лагерь перебудит. – Он говорил скучно, буднично, без малейшего
наигрыша. – У меня есть спички и хороший перочинник, а подходящей щепы
здесь сколько угодно, от любой доски можно настрогать… Чем же пасть заткнуть?
Лаврик огляделся.
– А вон какие-то тряпки… Сойдет, не барин.
– Вы блефуете, – шелестящим, быстрым шепотом проговорил
пленник.
– Очаровательное заявление, – хмыкнул Лаврик. –
Никаких воплей о нарушенных правах человека и странности происходящего, не
говоря уж о дичайшем поклепе на честнейшего человека… Мы не блефуем, Вадим
Сергеевич. Вас для того сюда и заманили, чтобы без помех порасспросить. В
Шантарске пришлось бы соблюдать кое-какие законы, пусть и не в полном объеме,
ну а здесь… Кто вас здесь-то искать будет? Думай, сокол, думай, – протянул
он почти равнодушно. – Вышка нынче не присуждается. Будешь активно
сотрудничать со следствием, появятся кое-какие шансы, сам понимаешь. А коли уж
начнем рвать тебя всерьез, будет поздно… Извини за жуткую пошлость, но даю я
тебе минуту, и не более того… – И он рывком поднял к глазам часы. – Отсчет
пошел…
Мазур смотрел на лежащего, чье лицо даже в лунном свете
казалось застывшей маской. С высоты своего богатейшего опыта он прямо-таки
физически ощущал, как пленника окутывает тоскливая, тупая безнадежность, не
оставляющая ни шансов, ни надежд. Безусловно, в чем-то Лаврик блефовал,
откровенно и нагло, – но, как всегда бывает в таких вот случаях,
допрашиваемый никак не мог знать, что им известно, а что нет, а значит,
пребывал в заведомо невыгодной позиции…
– А как насчет гарантий? – спросил связанный новым
голосом, в котором как раз и сквозила эта безнадежность.
– Ага, – фыркнул Лаврик. – На бумажке тебе подпишу
и печатью заверю. Что за глупости, Вадик? Ты же не дурак, в конце-то концов… Ну
какие тут могут быть писаные гарантии, в нашем-то положении? Вообще, расклад
прост. Когда мы возьмем Гейшу, нам понадобится некто, кто многословно и
доказательно станет ее закладывать. А на данный момент ты – самая подходящая
кандидатура. Тут и прячется твой единственный шанс, твои гарантии… Сечешь? Ну
что, меж нами уже возникла пылкая любовь и единение?
– …твою мать… – сквозь зубы процедил пленник.
Лаврик вновь опустился над ним на корточки.
– Давай договоримся сразу: это было последнее лирическое
отступление, тебе дозволенное. В дальнейшем всякая лирика будет тут же
пресекаться посредством квалифицированного битья по организму… Где Гейша, урод?
– На той стороне, в Монголии.
– По своим делам или по заморочкам этих гробокопателей?
– Мне таких тонкостей не докладывают, – огрызнулся
пленник. – Может, так, может, и сяк…
– Логично, – сказал Лаврик. – Значит, ты в
состоянии поддерживать с ней устойчивую связь посредством этой спутниковой
штучки…
– Странно…
– Что – странно? – рявкнул Лаврик, склонившись над ним.
– Странно, что она не отозвалась. Передатчик так устроен,
что вызов ни за что нельзя отключить, лампочка мигает в любом случае,
автоматически включается…
– Ну, всякое возможно, – доверительно сказал
Лаврик. – Может, она покакать села, а может, потрахаться с кем-то легла
под кустик, отложив рацию в сторонку… масса вариантов, мало ли что… Ты лучше
поведай, есть какая-нибудь точка рандеву? Явка? Заранее условленное место
встречи? Без этого в таких делах просто нельзя, так что вилять не вздумай…
– Есть такое место… – безразличным тоном поведал
пленник. – Километрах в трех от границы. Полуразрушенный храм, буддийский,
кажется…
– Как романтично… – фыркнул Лаврик.
– Просто место очень удобное, в распадочке, чтобы
обнаружить, надо подойти почти вплотную. И ручей поблизости. Мало того, в нем
можно долго и удачно отстреливаться, строеньице сделано…
Мазур слушал, как он рассказывает ровным голосом, как дает
пояснения Лаврику, развернувшему у него под носом при свете фонарика закатанную
в пластик карту. Полдела сделано, а? Ну что же, клиент попался правильный – он
так легко пошел на сотрудничество со следствием вовсе не потому, что труслив
или слабоволен (в этом случае вообще не попал бы в спецназ), просто
профессионал (пусть и не разведки, а спецназа) отлично умеет взвешивать шансы и
оценивать ситуацию. Он слишком хорошо знал, что проиграл и шанса нет ни
единого, и очень хорошо представлял, во что его превратят при запирательствах.
Счастье еще, что он все же сухопутный, и флот тут ни при чем. Есть еще
Чеботарь, но и он, строго говоря, моряк берегового плавания, так что гордость
«морских дьяволов» не задета…
«Черт побери, но что же с ним делать дальше? – подумал
Мазур. – Держать под домашним арестом в одной из палаток, пусть и в
связанном виде? Ерунда какая, рискованно и чревато…»
Лаврик выпрямился. Одной рукой он прятал в карман сложенную
карту, а в другой у него поблескивал небольшой прозрачный цилиндрик. Мазур не
сразу сообразил, что это такое, а догадавшись, невольно поджал губы –
вспомнил, как лет несколько назад, когда он сам попал под подозрение, Самарин и
его угостил какой-то специфической химией, подавляющей волю, в чем так и не сознался
никогда, прохвост…
– Опять за свое? – хмыкнул он.
– А ты думал? – безмятежно отозвался Лаврик, наклоняясь
над лежащим. Пощупал пульс, оттянув веко, осмотрел глазное яблоко, медленно
выпрямился. – Порядок. Здоровый лоб, без малейших изъянов, я его медкарту
на базе как следует проштудировал… Ни хрена с ним не случится, проспит
сутки-двое как миленький. Забросаем тряпьем, сюда и не ходит-то никто…
– А мы?
– А мы выдвинемся к этому самому романтичному храму завтра
же утром.
– Я это себе представлял чуточку иначе, – задумчиво
сказал Мазур. – Вызовем вертолет с подмогой…
– Когда надо будет, тогда и вызовем, – отрезал
Лаврик. – Понял?
– Так точно, – сказал Мазур почти равнодушно.
А Катя вообще промолчала, подчиняясь дисциплине. Они
отволокли тяжелое тело в дальний и самый темный угол, старательно забросали
тряпьем и мусором давности этак двадцатилетней, позаботившись, чтобы мирно
дрыхнувший пленник мог дышать.