Мазур стойко выдержал ее взгляд и спокойно изрек:
– Спасибо, непременно.
– Позвольте считать это решительным объяснением, господин
адмирал?
– Позволяю, – рассеянно, легкомысленно сказал Мазур,
включая зажигание.
Не настолько уж он был шокирован ее прямотой, чтобы потерять
самообладание, – в конце-то концов, за последние четверть века в его жизни
хватало молодых особ, предлагавшихся столь же раскованно и независимо, еще до
наступления эры феминизма. Было время привыкнуть…
– И вот еще какой нюанс… – сказал он с интересом. –
Катенька, вы, я заметил, с ба-альшой охотой врезали ей по физиономии.
С нескрываемым удовлетворением, я бы выразился… Вряд ли это латентный
садизм – человек с подобными качествами не прошел бы кое-какие тесты… Тогда в
чем подоплека?
– Ну, это просто, – сказала Катя. – Терпеть не
могу таких вот холеных сучек. Все у нее было, столько, что другим хватит на три
жизни, – а ей хотелось больше и больше, пусть даже шагать пришлось бы по
трупам… Вы правы, я ей с большим удовольствием вмазала… но это же не садизм,
верно?
– Ну конечно, – сказал Мазур. – Это, пожалуй,
старая добрая классовая ненависть, я думаю… Совсем другое дело.
* * *
…Когда дверь тихонько приоткрылась без всякого
предварительного стука, валявшийся на застеленной постели Мазур особенно и не
удивился, а, точности ради, не удивился вообще – ясно было, что все так и
кончится нынче же вечером, и дело тут не в раскованности молодого поколения: уж
если женщина что-то твердо задумала, она это непременно осуществит, какой бы
исторический период ни стоял на дворе и какими бы ни были декорации для морали
и светских приличий…
Он воздержался от реплик, ограничившись тем, что поднялся с
постели: невместно господам флотским офицерам принимать даму лежа, пусть даже
дама тоже носит погоны и гораздо младше по званию.
Преспокойно вошла самостоятельная и целеустремленная девушка
Катя, в коротком летнем балахончике, тщательно повернула круглую головку замка,
потом, заложив руки за спину, прислонилась к стене рядом с дверью в весьма
грациозной позе.
– Ага, – сказал Мазур. – Это, как я понимаю,
завлекательная прелюдия?
– Вы совершенно правы, господин адмирал, – с уверенной
женской улыбкой ответила представительница молодого поколения. – Но очень
краткая… Я не знаю ваших привычек, как вам больше нравится… Мне самой все снять
или вы разденете?
– Иди сюда, – сказал Мазур. – По дороге решим.
– Вас не коробит упадок нравов, порожденный последним
десятилетием? – поинтересовалась она, сбрасывая босоножки и приближаясь
бесшумным танцующим шагом.
– Что-то мне плохо верится, что был упадок… – фыркнул Мазур.
Он не кривил душой и в самом деле был искренне уверен, что
все разговоры насчет упадка нравов при смене поколений и эпох – чушь
редкостная, все было, как было испокон веков… Неспешно раздевая девушку, он
ощутил нечто вроде прилива законной гордости – положительно, до старости
далековато, если такая девушка сама… Правда, ему тут же пришло в голову, что
этот приступ гордости как раз и может означать приближение преклонных лет
(молодым-то и в башку не приходило гордиться…), но действие уже само собой
переместилось в горизонталь постели, и забивать голову посторонними мыслями
более не стоило – судя по деловитой настойчивости Катиных пальчиков, она и в самом
деле провела последний месяц в самом пошлом воздержании, и долгие увертюры ее
никак не прельщали. Медленное бережное проникновение, короткий удовлетворенный
стон, напрягшееся в ответном движении женское тело, привычно принявшее мужскую
тяжесть, – и никакого такого конфликта поколений, поскольку движения и
неосторожные стоны стары, как мир…
– Не надо так стараться, – защекотал ему ухо
прерывающийся шепот. – Не надо мне ничего доказывать, и так хорошо, ох…
«Далеко до дряхлости, далеко», – пару раз повторил про
себя Мазур, как заклинание, замедляя ритм, ощущая, как она все более
расслабляется, угадав момент, закончил сильным толчком, прилег рядом, щека к
щеке, и удовлетворенно слушал ее тяжелое прерывистое дыхание.
Это и называется маленькими солдатскими радостями. Красивая,
довольная тобой девушка в объятиях, в тумбочке есть бутылка, и никто пока что
не стоит над душой с очередной войнушкой, все, слава богу, живы и – тишина,
тишина…
Катя тихонько спросила на ухо:
– Если я скажу, господин адмирал, что вы были неподражаемы,
это ведь будет грубая лесть?
– И брехня, – тихонько сказал Мазур. – Нету на
свете неподражаемых. Чего ни коснись…
– Ну хорошо, мне просто было хорошо… – сообщила она и
надолго замолчала.
Потом деликатно придвинулась поближе, прильнула к его плечу.
Мазур испытал нешуточное облегчение, видя, что все и до сих пор идет прекрасно.
Переспать с женщиной – дело нехитрое. Гораздо труднее угадать такую, чтобы
потом вела себя правильно. Бывают, знаете ли, крайности – и когда
удовлетворенная дама тут же начинает строить далеко идущие планы, предельно
романтичные и неимоверно лирические, что нормального мужика лишь напрягает. И,
так сказать, наоборот, когда дама романтических планов не строит, не вопрошает
надрывно, что же теперь с ними обоими будет после того, как эта ночь связала их
мистическими узами, – зато ударяется в излишнюю фамильярность, тормошит
вовсе уж вольно, игриво сюсюкает…
Он начинал думать, что с Катей ему повезло, – она
словно бы подстраивалась к нему, осторожно и ненавязчиво. Насколько была прежде
остра на язычок и раскованна, настолько теперь стала воплощением осторожной
чуткости.
– А вы довольны?
– Пожалуй, пора и на «ты» перейти, – сказал Мазур.
– Мне трудно вот так сразу перестроиться, – серьезно
сказала она. – Вы все-таки адмирал. Мало ли что вам в голову придет…
– А это, случаем, не комплексы, а? – усмехнулся Мазур в
темноте.
– Не знаю… – призналась Катя. – Вряд ли. Просто все
время кажется, что вы обо мне будете думать какую-нибудь чушь…
– А конкретно?
– Не знаю, честное слово…
– Эх, молодое поколение… – фыркнул Мазур. – Я-то
полагал, вы и не ведаете, что такое рефлексии…
– Выходит, ведаем…
Мазур чувствовал по тону, что она улыбается, и спросил с
неподдельным интересом:
– Катенька, уж прости обормота за любопытство, но, честное
слово, не могу удержаться… Каким ветром тебя занесло в наши-то ряды? Странный
выбор для милой девушки…
– А это вы виноваты.
– Кто это – «мы»?
– Не «мы», а конкретно вы. Вы шли впереди всех, вы мне тогда
казались самым красивым и бравым…
Приподнявшись на локте, Мазур щелкнул выключателем лампы на
тумбочке, склонился над девушкой и внимательно на нее смотрел, тщетно напрягая
тренированную память.