Хозяйки судьбы, или Спутанные Богом карты - читать онлайн книгу. Автор: Мария Метлицкая cтр.№ 46

Гостей Альбина не любила, но все же был узкий, очень узкий круг людей, с которыми она общалась. Как, например, с семейной парой – Левушкой и Веттой. Левушка был кем-то при кинопроизводстве – не то звукорежиссером, не то монтажером, говорил про себя: мы, киношники. Ходил в твидовых пиджаках и ярких косыночках на тощей шее, видно было, что кому-то подражает. Жена его Ветта была при доме и растила троих детей – тоже подвиг. Была она славная, немного заторможенная и незлобивая. Приходили они по пятницам, и Ветта приносила свой неизбежный «Наполеон», а Альбина начинала ворчать, дескать, опять, Ветка, с тобой жиреть начну. Выпивали бутылку хорошего «Мартеля» под Машкины бутерброды с сардинками и ветчиной и потом пили кофе с Веттиным «Наполеоном». Разговор шел обычный, житейский, блистал Левушка, ловко закручивая сюжеты из богемной жизни: кто с кем и кто где. Альбина тихо посмеивалась, Ветточка краснела, а Машка слушала, раскрыв рот. Ей казалось, что она почти прикоснулась к настоящей, прекрасной, изысканной жизни, со всеми ее страстями и чудными перипетиями.

– Болтун, – бросала Альбина, когда за ними закрывалась дверь. – Болтун, но никуда от них не денешься, – вздыхала она и уходила к себе в комнату – отдыхать. С общением на сегодня был явный перебор.

Как-то случилось, что Альбина уехала по делам, что-то в центре; Машка пылесосила и услышала настойчивый звонок в дверь. За дверью с какой-то коробкой стоял Левушка.

– Альбина дома? Нет? Передай ей это, тороплюсь, хотя дай зайду, кофею выпью. Сообрази побыстрей.

Машка помчалась на кухню. Левушка медленно цедил кофе и пристально, словно в первый раз, разглядывал Машку. Она смутилась:

– Я пойду, Лев Валерьевич? Он кивнул. Машка ушла в спальню перебирать бельевой шкаф, и на сердце у нее почему-то было тревожно. Предчувствие ее не обмануло – Левушка вошел в спальню, плотно прикрыл за собой дверь и как-то очень быстро и деловито сотворил с Машкой то, что, собственно, сотворить и собирался. Машка вяло отнекивалась, но сдалась быстро. Почему? А кто бы задал ей этот вопрос, а если бы и задал, вряд ли получил бы вразумительный ответ. Левушка был нетерпелив, даже тороплив, но приговаривал какие-то нежные слова – типа, сладенькая моя, и Машка в это поверила, уговорив себя, что Левушке она нравится уже давно. А тут вот случай подоспел. Левушка ушел, а она долго лежала на широкой Альбининой кровати и говорила себе, что вот и у нее наконец появился настоящий любовник, завязался роман и что теперь будет чем жить и о чем мечтать, ждать своего часа и трепетать, наконец. Была ли она хоть чуть-чуть влюблена в Левушку? Вряд ли. Но нужна же молодой женщине хоть какая-то любовная история.

В пятницу, как всегда, пришли Левушка с Веттой и непременным «Наполеоном». Машка сбивалась с ноги, суетилась, сильно накрасила глаза и томно курила, закинув ногу на ногу. Левушка вел себя как всегда – балагурил, острил, смешил байками, Ветточка охала и краснела, а Альбина внимательно разглядывала Машку. Когда они ушли, бросила Машке:

– Про Левку забудь, он в этом смысле пустой мужик, да и трахает все, что шевелится. Не придумывай себе черт-те чего. Потом будешь выскребаться.

От смущения и обиды Машка разрыдалась и, схватив курточку, бросилась за дверь. Два дня к Альбине не приходила, а на третий – пришла. Альбина – ни слова, будто ничего и не было, только про накопившиеся дела. «Женщина-загадка. Ничего о ней не знаю! Ни слова, ни полслова о себе, сундук какой-то с загадками! И даже на горизонте нет слабого подобия какой-нибудь истории. Никогда о себе ни слова, ни звука!» – сокрушалась Машка, натирая полиролью сервант.

К весне Альбина оживилась, ждала каких-то немцев, переговоры о персоналке велись уже два года. Нервничала, правила работы, меняла рамы. Стрекотал факс – пересматривались условия выставки: транспорт, зал, время. В мае приехал крупный немецкий галерейщик господин Герберт.

Долго отбирали работы, спорили, Альбина на чем-то настаивала, была нервна, с Машкой почти не разговаривала, только требовала бесконечный кофе. Потом, когда деловую часть утрясли, посадила Машку напротив себя и твердо сказала: «Поедешь со мной в Мюнхен». Сказала утвердительно. А если бы спросила? Конечно же, не получила отказа. Суетливо начали собираться: паспорта, визы, упаковка работ – словом, серьезные сборы. Ехали поездом. Альбина подурнела, совсем перестала спать, страшно нервничала. А Машка сидела у окна, где проплывала тихая Польша и начиналась игрушечная Германия. В Мюнхене встречали со всеми почестями, поселили в шикарном отеле: завтрак, ужин, официанты в белых манишках. Галерея Альбине понравилась, правда, она долго капризничала со светом, но как-то это утряслось. Вернисаж прошел ярко и не по-немецки пышно: с богатым фуршетом и цветами. В первый же день Альбина продала четыре свои работы. Вечером, после закрытия выставки, пятидесятилетний сухопарый Герберт возил Альбину и Машку по окрестностям, угощал дорогим шампанским и дарил цветы.

– Проценты неслабые имеет, жук немецкий, – усмехалась Альбина. К концу третьей недели, к закрытию выставки, пригласил их в свой холостяцкий дом в пригороде Мюнхена. Накрывала ужин пожилая полная немка, похожая на фрекен Бок. Подали протертый суп из шпината, баранью ногу и сливовый пирог. А к концу вечера Герберт обратился к Альбине с букетом цветов – горячо благодарил за успешную выставку, надеялся на дальнейшее сотрудничество и заодно – заодно в конце своей пылкой речи попросил у Альбины Машкиной руки. Растерялась даже непробиваемая Альбина, а когда пришла в себя, рассмеялась и сказала, что все решает фрейлейн Маша, с ней и надо вести разговор.

От поворота событий Машка впала в ступор, но почему-то спустя примерно час, когда все уже пили кофе и делали вид, что ничего такого не произошло, Машка неожиданно и громко сказала: «Да!» Альбина усмехнулась – еще бы!

Поздно вечером уехали в гостиницу, и Альбина предложила с горя и с радости напиться. Так и сказала – с горя и радости. До пяти утра пили неразбавленное виски, сидя с ногами на кровати, а потом поплакали, уснули, почему-то крепко обнявшись. А под утро одновременно открыли глаза, и случившееся, наверное, не удивило их вовсе. Утром решили, что пора собираться в Москву, начали суетливо складывать вещи, побежали по лавочкам – собирать последние ненужные тряпки и сувениры, а когда сели в кафешке перевести дух, Альбина жалко сказала, глядя Машке в глаза:

– Пропаду я без тебя в Москве...

– С чего бы это? – рассмеялась Машка, легко забыв о своем несостоявшемся замужестве. – Пусть пропадает господин Герберт.

Альбина долго молчала, а потом, затушив сигарету и вздохнув, сказала тихо:

– Пойдем, Марья, нам еще надо собирать чемоданы.

На работе было все как всегда. Пыльно и скучно. Марта смотрела на подоконник, где стояли самодельные горшки с цветами – банки, обернутые цветной бархатной бумагой, принесенные кем-то из дома. На простоватых цветах толстым слоем лежала пыль. Марта смотрела на некрасивый усатый цветок с пышным названием «традесканция» и думала о том, что она оказалась тут тоже вот случайно, так же как и этот цветок. День был солнечный, зимний, и рамы были утеплены грязноватой ватой. В воздухе в лучах солнца висела пыль. Старые потертые столы и шаткие стулья. Скучно. Скучнее не бывает. И это, похоже, надолго. Особенно когда тебе двадцать шесть и женихов на горизонте – ноль. Не считая Смирнова. Не считая женихов или не считая просто Смирнова?