Клетка из костей - читать онлайн книгу. Автор: Таня Карвер cтр.№ 40

И вот Фэйт не стало. Донна осталась одна.

— Где она?

Донна обернулась на голос. Посмотрела на мальчика. И что-то внутри у нее сломалось. Скопившийся за долгое время гнев, который она из последних сил сдерживала, вдруг потребовал немедленного выхода.

— Нет ее больше, понял? Нет! Все, п…ц ей! Она не вернется, потому что…

Донна осеклась. Мальчик смотрел на нее так, будто его ударили по лицу. Губы у него дрожали, в глазах блестели слезы.

— Слушай, извини, я…

Бен заплакал — горько, безутешно, крупными градинами слез, как умеют плакать только дети, пережившие страшную утрату. Донна поняла, что чувствует себя точно так же, и ей ничего не оставалось, кроме как присоединиться.

— Прости меня, — сквозь слезы пробормотала она, — прости, я не… Я не хотела…

Она обняла Бена, и он не стал ее отталкивать. Поначалу не уверенный в искренности ее порыва, он скоро понял, что никого другого у него не осталось, и буквально упал в ее объятия.

— Мне страшно, — сказал он, когда перестал рыдать взахлеб.

— Мне тоже, — прошептала Донна. — Мне тоже.

— Что же мы теперь будем делать?

Его тоскливый взгляд причинял настоящую, физическую боль. Но она должна была посмотреть в эти глаза.

— Не знаю, — сказала она. — Даже и не знаю…

ГЛАВА 47

Пол сделал это. Просто взял и сделал. И теперь, как и следовало ожидать, сожалел о содеянном.

Он вернулся в пещеру. Выпустил Садовника. Он говорил сам себе, что на этот раз не поддастся. Устоит.

Не станет слушать плач и уговоры. О нет! Сколько бы Садовник ни кричал, сколько бы ни рыдал… Дескать, он будет вести себя хорошо, никого не тронет. Только выпусти. Он просил прощения…

Все по-старому: те же слова, те же просьбы. Всегда одно и то же.

И всегда срабатывает.

Потому что Садовник знал, что Пол — слабый человек. И он играл на его слабости, брал его измором, пока Пол, замученный укорами совести, не открывал пещеру и не выпускал его.

Конечно, слова своего Садовник никогда не держал. Едва оказавшись на свободе, он швырял Пола в пещеру и брался за старое. А Полу потом приходилось выискивать его и тащить обратно, пока он не натворил беды.

Но вот он снова в пещере.

Теперь Пол мог наконец расслабиться.

Пол знал, что Садовник сделал на этот раз. Тот сам ему рассказал. Сказал, что это была его обязанность. Божественное поручение. И что Пол должен попытаться понять. И Пол снова объяснял ему:

— Нет, ты… То, что ты делаешь… Нельзя так… Это злые поступки. Я не это имел в виду… Нет, совсем не это…

И Садовник, запертый в пещере, притворялся, будто слушает его. А потом притворялся, будто плачет. И Пол вынужден был уходить, чтобы не слышать этого. Ибо Бог есть любовь. Он — любовь. И он снова его выпустит.

Он сидел у пещеры и пытался расслабиться.

Вдыхал воздух. Подставлял лицо солнцу. Слушал журчание реки. Смотрел на воду. Смотрел, как на водную гладь падают листья.

Расслабься.

Не думай о Садовнике. Не думай о том, что нужно его выпустить.

Не слушай его вопли. Слушай только воду.

Расслабься, просто расслабься.

И не думай о том, что сделал Садовник.

И что он сделает вскоре.

Как только Пол снова его выпустит.

ГЛАВА 48

Роза злилась. Злилась не на шутку.

Конечно, гнев не был ей в новинку, но только не такой — быстрый, внезапный. Глубинный, нутряной. Прицельный.

Гласс позвонил ей утром. Она уже не спала. Казалось, она вообще никогда не спала. С тех пор как ей дали бессрочный больничный, ее мучила бессонница, о чем она предпочитала не рассказывать ни Марине, ни остальным полицейским врачам. Страшная, почти хроническая бессонница. Она испробовала все: обычные аптечные таблетки, сильные лекарства, рецепты, которые ей выписывал семейный врач, пробовала напиваться на ночь, заниматься спортом до полного изнеможения, даже принимала долгие горячие ванны. И ни одно средство не срабатывало.

Поэтому пришлось учиться жить в состоянии вечной сонливости. Учиться лежать по ночам в кровати и глазеть в потолок. Она закрывала глаза и проигрывала фильм на экранах своих век. Всегда один и тот же фильм. Всегда.

Она на яхте, неподвижная, ее трогают эти руки… Она борется, она проигрывает…

Тогда она открывала глаза — и видела те же стены, тот же потолок, свою спальню. Тишина, тени. И Роза. Одна. Неизменно.

Она даже пыталась уйти с головой в секс. Без любви, разумеется: в подобной близости она сейчас не нуждалась и не хотела, чтобы кто-то лез ей в душу. Нет, обычный секс. Просто чтобы взбодриться, почувствовать себя желанной. Живой. Чтобы рядом лежало чье-то тело и тени не могли подступить к ее кровати. Чтобы она смогла наконец уснуть. Но и это не подействовало: она довольно скоро уяснила, что не выносит ничьих прикосновений. И ей противно было лежать с кем-то рядом всю ночь. Заснуть она все равно не могла и только смотрела на очередного постороннего мужчину, с ужасом считая минуты до того момента, когда он проснется и снова начнет домогаться ее, принуждать, заставлять…

Нет.

Так что приходилось справляться с тишиной и тенями в одиночку. Выбора не оставалось. И, если говорить начистоту, излечившейся она себя не считала. Нет, она просто стала сильнее. Приобрела дополнительное оружие.

И этого достаточно. Должно хватить.

Но она все-таки злилась. Особенно после звонка Гласса.

— Звоню узнать, как ты поживаешь. Как продвигается расследование?

Как всегда, деловой тон. Но… Ей показалось, или он действительно намекнул, что думает о ней у себя дома? Может, фантазирует? Пытается представить, во что она одета? Да нет, теперь уже фантазирует она.

Она вспомнила прошедший день. Драку в пабе. Разумеется, никто не донес на нее в полицию.

— Все путем, — сказала она. — Хочу сегодня проверить пару вариантов. Бывшие парни, всякое такое. Пока ничего конкретного.

Она сидела на краю расстеленной кровати, и ей казалось, что этой комнатой — даже не всей квартирой в целом, а одной этой комнатой — ограничивался ее мир. Телевизор в углу, груды одежды, как чистой, так и грязной, на полу, кружки застарелых следов кофе на недочитанных книжках в мягком переплете, тарелки с засохшими огрызками. Она тяжело вздохнула.

— Как ты думаешь, сколько тебе понадобится времени?

— Пока не знаю, — ответила она и пнула пустую винную бутылку под кровать, где та, глухо прокатившись, звякнула о свою сестру-близняшку и замерла. — Но, думаю, немного. Что-то да выплывет.