– Так где ключи? – бесцеремонно остановила я Карла.
Слуга всплеснул руками:
– Порой я бываю весьма несообразителен! Сказал вам, Танечка, «Они у Тильды», – и вы, естественно, увидев Матильду, решили, что я имел в виду ее.
– Разве не так? – удивилась я. – Хотя я припоминаю, что вы вроде произнесли фразу: «Она в кабинете». А потом замолчали.
Карл вытащил из кармана длинного фартука тряпку и начал яростно протирать полированный комодик.
– Извините великодушно дурака. Я знаю о привычке Тильды сторониться гостей, поэтому мне и в голову не могло прийти, что она к вам выйдет. В библиотеке на столике стоит фигурка Тильды Первой. У нее на шее висит большой медальон, он открывается, там находится шифр от замка. Как такового ключа нет, надо набрать на двери пароль. Ох, что-то у меня виски ломит, пойду, накапаю себе микстуры от мигрени. Танечка, поторопитесь в библиотеку, не ровен час, Сергей Павлович вернется, упустите возможность взглянуть на документы.
Глава 24
Фигурку свинки я увидела сразу. Как и говорил Карл, на шее ее висел круглый, похоже, золотой медальон, он легко открылся нажатием на крышку. Внутри лежала бумажка, на которой аккуратным почерком школьника было написано «Тильда 1234». Шифр оказался примитивным. Зная о любви Мануйлова к минипигам, такой пароль легко подобрать.
Я залезла на лестницу, отодвинула книги, увидела дверцу с клавиатурой. Белые костяшки с цифрами «1», «2», «3» и «4» казались новыми, а вот другие, например, «7», почти стерлись. Я быстро набрала кличку хрюшки и цифры, послышался щелчок. Я запустила руку в нутро сейфа и вытащила папочку с нотариально заверенными копиями документов. Мне хватило минуты, чтобы изучить их.
Сверху лежало свидетельство о рождении, выписанное на имя Татьяны Карловны Сергеевой. Отцом являлся Хофштейн Карл Иванович, матерью Сергеева Зоя Петровна. Следующий лист тоже оказался метрикой. Ее выдали Сергеевой Татьяне Андреевне. Отцом этой девочки являлся Хрюкин Андрей Геннадиевич, матерью Сергеева Зоя Петровна. В углу второго документа стоял штамп «повторное, выдано в связи с утерей». Сергеева Татьяна Андреевна и Сергеева Татьяна Карловна появились на свет в один день, месяц и год. Это был один и тот же ребенок. Но до двух лет у девочки был отцом Карл Иванович, потом откуда ни возьмись появился Андрей Геннадиевич. А вот никаких документов про Феликса Головина в папке и в помине не было.
Я сфотографировала находки айфоном, положила их на прежнее место, закрыла сейф, поправила книги и помчалась на поиски Карла. Обнаружила его в столовой, где он тщательно полировал серебряные подсвечники. Увидев меня, слуга выронил замшевую тряпочку и с испугом спросил:
– Вы потрясены?
– У меня возникли вопросы! – выпалила я. – Помнится, вы дали обещание ответить на все.
Карл втянул голову в плечи.
– Конечно, но не здесь. Сюда могут в любой момент войти посторонние. Давайте уединимся в моей комнате.
Я не стала спорить, и мы быстро прошли в небольшую спальню, обставленную, как номер в дешевом отеле: узкая кровать под клетчатым пледом, пара кресел и небольшая тумбочка, на которой лежали лекарства. Судя по названиям, у Карла больной желудок, такой набор прописывают от язвы. А еще здесь пахло ванилью. Наверное, слуга пользуется одеколоном после бритья с ароматом этой кондитерской специи, я уже не раз ощущала от него этот запах.
Карл опустился в кресло.
– Танечка, устраивайтесь. Понимаю, вы ошеломлены и, вероятно, испуганы. Простите за то, что вот так обрушил на вас сведения про Головина, но…
– Я не нашла ничего о Феликсе, – перебила его я, – зато обнаружила странные копии своих свидетельств о рождении.
– О боже! – ахнул Карл. – Неужели я перепутал, в каком сейфе что находится? Или Мануйлов переложил бумаги? Что ж, теперь тайна открыта. Я не хотел, но раз уж так получилось… Танечка, вы видите перед собой родного отца.
Я постаралась изобразить растерянность, забормотала:
– Да? Странно… прямо не знаю, что и думать… Мама никогда о вас не упоминала. Почему?
Карл сложил руки на груди и повел рассказ:
– Зоинька была очаровательной девушкой, красавицей с чудным характером. А еще она отличалась трудолюбием. Среди людей цирка ленивых нет, но даже на фоне наших Зоя выделялась, постоянно репетировала, оттачивала свое искусство. Она нравилась многим мужчинам, в том числе Сергею Павловичу. Мануйлов придумал для нее оригинальный номер, попытался ухаживать за ней, но был вежливо отвергнут. Надо отдать должное Сергею Павловичу – он не затаил зла, не запретил Зое исполнять придуманные им трюки, проявил благородство. У нас с ним были хорошие отношения, поэтому, начав карьеру фокусника, Мануйлов позвал меня к себе в помощники, я долго работал с ним. Почему красавица Зоя не обратила внимания на блистательного мастера, а благосклонно взглянула на самого обычного ассистента? Понятия не имею. В то лето, когда у нас случился роман, мы колесили по Украине. Там было тепло, изумительная еда, прекрасные бытовые условия, приветливые люди. Короче, Танечка, мы с Зоей сошлись. Мне было некомфортно из-за того, что она отказала Мануйлову, предпочла ему меня. Учтите, за кулисами трудно хранить тайну, поэтому я сразу пошел к Сергею и честно ему сказал: «У нас с Зоей любовь. Простите».
Мой собеседник вздохнул, секунду помолчал и пояснил:
– Я всегда, несмотря на долгие доверительные отношения, обращаюсь к Мануйлову на «вы», а он зовет меня на «ты», так уж повелось.
Карл снова помолчал, затем продолжил рассказ:
– Откровенно говоря, я готовился услышать от фокусника массу нелестных слов. Сам я на его месте ни за что не удержался бы, напомнил и помощнику, и акробатке, сколько добра им сделал и как они отплатили за это. Но Сергей Павлович, человек благородный, сказал: «Я счастлив за вас, радуйтесь жизни. Но, Карл, не строй смелых планов, Зоя не намерена навсегда связывать свою судьбу с циркачом. Боюсь, ты для нее всего лишь развлечение на время совместных гастролей. Не обижайся, я не хочу, чтобы ты потом страдал». Но я тогда подумал, что в душе иллюзионист все же затаил обиду, и пропустил его слова мимо ушей. В сентябре мы вернулись в Москву, я названивал Зое, но та постоянно отказывалась от свиданий, причем поводы для отказа звучали глупо: сломала ноготь, не хочу, чтобы ты видел меня уродиной. Или еще хлеще: среда несчастливый день, не пойду в кино. Я был наивен и глуп, поэтому не сразу сообразил, что Мануйлов не зря меня предупреждал. Все получилось так, как он предсказал: гастроли завершились, мы более не сталкивались каждый день в шапито, в автобусе или в гостинице, в Москве у Зои полно приятелей, и я ей стал не нужен. Осознав собственную дурость, я перестал тиранить ее звонками, и наши отношения спокойно завяли. В октябре акробатка Сергеева с коллективом не поехала, среди наших разнесся слух, что ее берут в труппу московского цирка.
Рассказчик опять вздохнул.
– А зимой Зоя внезапно позвонила мне сама и огорошила новостью: она беременна, отец будущего ребенка я. Но сказала, что ей ничего от меня не надо, на алименты она не претендует, не предлагает жениться на ней, готова сама воспитывать малыша, у нее только одна просьба… Танечка, учти, при советской власти у людей был иной менталитет, чем сейчас. Если в метрике у новорожденного в графе «отец» поставят прочерк, это позор. Вот Зоя и попросила меня признать ребенка, пообещав, что никаких хлопот мне не доставит. Кстати, знаешь, доченька, почему тебя записали на фамилию матери? Опять же вспомним про те времена. Вслух руководители государства говорили об интернационализме, о равных возможностях для всех, в действительности же процветал антисемитизм, была, например, квота для евреев, поступавших в вузы или желавших устроиться на престижную работу. Печально известный пятый пункт анкеты, вопрос о национальности, мог тогда здорово осложнить жизнь. Мой отец этнический немец, поэтому я Хофштейн. Фамилия похожа на еврейскую, и тебе бы пришлось объяснять свое происхождение, что не очень-то удобно. Потому Зоя и захотела, чтобы дочь была Сергеевой. А я не спорил. Но разговор на эту тему у нас с ней состоялся позже, а в тот момент мы просто договорились, что я официально признаю ребенка, когда он появится на свет.