Ливень хлынул внезапно и застал кентурии на полдороге на
холме. Вода обрушилась так страшно, что, когда солдаты бежали книзу, им
вдогонку уже летели бушующие потоки. Солдаты скользили и падали на размокшей
глине, спеша на ровную дорогу, по которой – уже чуть видная в пелене воды –
уходила в Ершалаим до нитки мокрая конница. Через несколько минут в дымном
зареве грозы, воды и огня на холме остался только один человек. Потрясая
недаром украденным ножом, срываясь со скользких уступов, цепляясь за что
попало, иногда ползя на коленях, он стремился к столбам. Он то пропадал в
полной мгле, то вдруг освещался трепещущим светом.
Добравшись до столбов, уже по щиколотку в воде, он содрал с
себя отяжелевший, пропитанный водою таллиф, остался в одной рубахе и припал к
ногам Иешуа. Он перерезал веревки на голенях, поднялся на нижнюю перекладину,
обнял Иешуа и освободил руки от верхних связей. Голое влажное тело Иешуа
обрушилось на Левия и повалило его наземь. Левий тут же хотел взвалить его на
плечи, но какая-то мысль остановила его. Он оставил на земле в воде тело с
запрокинутой головой и разметанными руками и побежал на разъезжающихся в
глиняной жиже ногах к другим столбам. Он перерезал веревки и на них, и два тела
обрушились на землю.
Прошло несколько минут, и на вершине холма остались только
эти два тела и три пустых столба. Вода била и поворачивала эти тела.
Ни Левия, ни тела Иешуа на верху холма в это время уже не
было.
Глава 17
Беспокойный день
Утром в пятницу, то есть на другой день после проклятого
сеанса, весь наличный состав служащих Варьете – бухгалтер Василий Степанович
Ласточкин, два счетовода, три машинистки, обе кассирши, курьеры, капельдинеры и
уборщицы, – словом, все, кто был в наличности, не находились при деле на своих
местах, а все сидели на подоконниках окон, выходящих на Садовую, и смотрели на
то, что делается под стеною Варьете. Под этой стеной в два ряда лепилась
многотысячная очередь, хвост которой находился на Кудринской площади. В голове
этой очереди стояло примерно два десятка хорошо известных в театральной Москве
барышников.
Очередь держала себя очень взволнованно, привлекала внимание
струившихся мимо граждан и занималась обсуждением зажигательных рассказов о
вчерашнем невиданном сеансе черной магии. Эти же рассказы привели в величайшее
смущение бухгалтера Василия Степановича, который накануне на спектакле не был.
Капельдинеры рассказывали бог знает что, в том числе, как после, окончания
знаменитого сеанса некоторые гражданки в неприличном виде бегали по улице, и
прочее в том же роде. Скромный и тихий Василий Степанович только моргал
глазами, слушая россказни обо всех этих чудесах, и решительно не знал, что ему
предпринять, а между тем предпринимать нужно было что-то, и именно ему, так как
он теперь остался старшим во всей команде Варьете.
К десяти часам утра очередь жаждущих билетов до того
вспухла, что о ней дошли слухи до милиции, и с удивительной быстротой были
присланы как пешие, так и конные наряды, которые эту очередь и привели в
некоторый порядок. Однако и стоящая в порядке змея длиною в километр сама по
себе уже представляла великий соблазн и приводила граждан на Садовой в полное
изумление.
Это было снаружи, а внутри Варьете тоже было очень неладно.
С самого раннего утра начали звонить и звонили непрерывно телефоны в кабинете
Лиходеева, в кабинете Римского, в бухгалтерии, в кассе и в кабинете Варенухи.
Василий Степанович сперва отвечал что-то, отвечала и кассирша, бормотали что-то
в телефон капельдинеры, а потом и вовсе перестали отвечать, потому что на
вопросы, где Лиходеев, Варенуха, Римский, отвечать было решительно нечего.
Сперва пробовали отделаться словами «Лиходеев на квартире», а из города
отвечали, что звонили на квартиру и что квартира говорит, что Лиходеев в
Варьете.
Позвонила взволнованная дама, стала требовать Римского, ей
посоветовали позвонить к жене его, на что трубка, зарыдав, ответила, что она и
есть жена и что Римского нигде нет. Начиналась какая-то чепуха. Уборщица уже
всем рассказала, что, явившись в кабинет финдиректора убирать, увидела, что
дверь настежь, лампы горят, окно в сад разбито, кресло валяется на полу и
никого нету.
В одиннадцатом часу ворвалась в Варьете мадам Римская. Она
рыдала и заламывала руки. Василий Степанович совершенно растерялся и не знал,
что ей посоветовать. А в половине одиннадцатого явилась милиция. Первый же и
совершенно резонный ее вопрос был:
– Что у вас тут происходит, граждане? В чем дело?
Команда отступила, выставив вперед бледного и взволнованного
Василия Степановича. Пришлось называть вещи своими именами и признаться в том,
что администрация Варьете, в лице директора, финдиректора и администратора,
пропала и находится неизвестно где, что конферансье после вчерашнего сеанса был
отвезен в психиатрическую лечебницу и что, коротко говоря, этот вчерашний сеанс
был прямо скандальным сеансом.
Рыдающую мадам Римскую, сколько можно успокоив, отправили
домой и более всего заинтересовались рассказом уборщицы о том, в каком виде был
найден кабинет финдиректора. Служащих попросили отправиться по своим местам и
заняться делом, и через короткое время в здании Варьете появилось следствие в
сопровождении остроухой, мускулистой, цвета папиросного пепла собаки с
чрезвычайно умными глазами. Среди служащих Варьете тотчас разнеслось шушуканье о
том, что пес – не кто другой, как знаменитый Тузбубен. И точно, это был он.
Поведение его изумило всех. Лишь только Тузбубен вбежал в кабинет финдиректора,
он зарычал, оскалив чудовищные желтоватые клыки, затем лег на брюхо и с
каким-то выражением тоски и в то же время ярости в глазах пополз к разбитому
окну. Преодолев свой страх, он вдруг вскочил на подоконник и, задрав острую
морду вверх, дико и злобно завыл. Он не хотел уходить с окна, рычал, и
вздрагивал, и порывался спрыгнуть вниз.
Пса вывели из кабинета и пустили его в вестибюль, оттуда он
вышел через парадный вход на улицу и привел следовавших за ним к таксомоторной
стоянке. Возле нее он след, по которому шел, потерял. После этого Тузабубен
увезли.
Следствие расположилось в кабинете Варенухи, куда и стало по
очереди вызывать тех служащих Варьете, которые были свидетелями вчерашних
происшествий во время сеанса. Нужно сказать, что следствию на каждом шагу
приходилось преодолевать непредвиденные трудности. Ниточка то и дело рвалась в
руках.
Афиши-то были? Были. Но за ночь их заклеили новыми, и теперь
ни одной нет, хоть убей. Откуда взялся этот маг-то самый? А кто ж его знает.
Стало быть, с ним заключали договор?
– Надо полагать, – отвечал взволнованный Василий Степанович.
– А ежели заключали, так он должен был пройти через
бухгалтерию?
– Всенепременно, – отвечал, волнуясь, Василий Степанович.