Элли глянула на него, но не стала ввязываться в спор. Вместо этого она поднялась, зевнула и задала несколько вежливых вопросов о том, как прошел его день.
— Вы еще не собираетесь спать? — спросил он, разглядывая ее лицо, обрамленное волосами, выбившимися из пучка. — Я надеюсь, моя компания не слишком утомляет вас?
— Совсем нет, — ответила вполне дружелюбно Элли, поглядывая на часы. — Хотя уже одиннадцатый час и я устала. У меня был в общем спокойный день, но пришлось заниматься то одним, то другим. — Она посмотрела на него, и он заметил, что она подавила очередной зевок. Это привело его в раздражение. Неужели он навевал на нее такую скуку? — Однако от вас все равно ведь не избавишься, — добавила Элли.
— Что ж, в таком случае не откажетесь поужинать со мной завтра вечером?
— Что? — Она смотрела на него широко открытыми глазами. — Зачем?
Честно говоря, за всю свою жизнь он не видел более неадекватной реакции на столь невинное приглашение.
— Ну, чтобы отпраздновать приезд к нам нового доктора.
Элли подумала немного и сказала:
— Хорошо, почему бы нет?
— Я заеду за вами в полвосьмого.
Что это нашло на меня? — размышлял он.
— Ладно, — сказала она и еще немного побыла в комнате, а затем тихо удалилась, плотно затворив за собой дверь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Элли привезла с собой только одно платье. Очень простое, небесно-голубого цвета. Она не собиралась выходить в свет в течение тех нескольких дней, которые должна была провести здесь. А из обуви взяла только простые босоножки. И когда она все это надела на себя, то выглядела так, будто собралась побродить по магазинам, а не на ужин с мужчиной, которому хотела кое-что доказать. Впрочем, что именно она хотела доказать, она и сама не знала.
Впервые после своего приезда Элли не собрала волосы в пучок. Она вымыла голову, высушила ее и подошла к зеркалу — посмотреть, как выглядит. У нее были длинные, красивые волосы, слегка вьющиеся на концах; они совершенно изменили ее облик. Она всегда думала, что такие волосы идеально подходят женщине, которая много смеется, флиртует и занимается только развлечениями, и совсем не идут доктору-педиатру. Ей давно следовало их обрезать, но она оставила их длинными, чтобы собирать в пучок. Затем она тщательно нанесла на лицо немного косметики — румяна, губную помаду и тушь.
Покрутившись перед зеркалом, Элли решила, что платье не выглядит совсем уж простеньким. Когда она спустилась вниз, ее отец не заметил, как преобразилась дочь. Неожиданно Элли пришло в голову, что он вообще всегда так к ней относился — никаких комментариев.
— Я скоро вернусь, папа, — сказала она.
— Из-за меня не торопись — я не настолько уж беспомощен.
— Я попрошу Джеймса оставить тебе телефон ресторана — так, на всякий случай.
— На случай чего? — спросил отец раздраженно. — Может, ты еще оставишь мне няньку?
— Пудинг в духовке, — продолжала Элли, словно бы не расслышав ворчание старика, — и еще я приготовила салат из свежих фруктов.
— Еда для инвалидов!
Такой диалог был вполне обычен для них.
— Это здоровая, полезная пища, папа.
— Любая пища, которую можно съесть, не утруждая свои зубы, — это еда для инвалидов, — заметил он.
Как она уже убедилась, отец любил делать провокационные замечания на ее счет. Но в этот раз Элли почувствовала необычное раздражение.
— Жирное и жареное тебе вредно, — сказала она, теряя терпение, — и ты знаешь это лучше меня!
— Зачем так взрываться из-за простого замечания? — пробормотал он. — Все вы, женщины, одинаковы.
В любом другом случае Элли бы и не подумала нападать на своего отца. Она обычно ходила перед ним на цыпочках, стараясь не обижать его, но это было раньше, когда она приезжала на каникулы. Нынче же совсем другое Дело, и оставаться вежливой все время просто не удавалось.
— Зачем спорить о каждой мелочи? — ответила она с той же интонацией. — Все мужчины одинаковы.
Они уставились друг на друга, и Элли с ужасом почувствовала себя вновь ребенком, пытающимся некстати продемонстрировать свой характер.
— Извини, папа, я не хотела тебя обидеть.
В эту минуту раздался звонок в дверь, и она побежала открывать.
— Бог мой! — произнес Джеймс с преувеличенным удивлением. — Женщины обычно всегда очень долго собираются. И вечно приходится их ждать. Должно быть, вы исключение, которое лишь подтверждает правило. А где ваш отец?
— На кухне, — ответила Элли.
Ей пришлось подождать несколько минут возле двери, пока мужчины разговаривали. Наконец Джеймс вышел, и они направились к машине. Садясь в нее, она сухо сказала:
— Мне бы не хотелось задерживаться допоздна. Это первый вечер отца дома, и мне кажется, он немного нервничает, что остался один.
Элли смотрела прямо перед собой, но заметила, что Джеймс слегка повернул голову и посмотрел на нее искоса.
— Мне не показалось, что он нервничает. Как прошел ваш переезд?
— Спасибо, хорошо.
По непонятной причине она почувствовала раздражение из-за того, что предприняла столько усилий, чтобы выглядеть привлекательной, тогда как можно было об этом не заботиться Она чувствовала себя гораздо уютней с волосами, собранными в пучок, и безо всякой косметики.
— А заходили ли вы в офис вашего отца?
— Да. Доктор Сельверн был очень любезен.
— Еще бы, — сказал Джеймс с коротким смешком. — Он видит в вас свою освободительницу. Готов побиться об заклад, парень ждет не дождется того дня, когда скинет всех пациентов на вас. Назвал ли он вам точную дату своего отъезда?
— В пятницу, — ответила Элли.
— Довольно скоро, да?
— А зачем ему болтаться здесь? — огрызнулась она. — Я вполне могу заняться всем сама, а затем начну подбирать кого-нибудь на его место.
— Не можете дождаться, когда вернетесь назад, к деловой лондонской жизни?
— Конечно. Это то, к чему я привыкла.
— Почем вы знаете, что вам не понравится что-нибудь более спокойное, если вы никогда и не пытались жить иначе? — спросил Джеймс с любопытством.
— Я не люблю спокойствия.
— Что вы хотите этим сказать? — Он бросил на нее быстрый изучающий взгляд.
— Я хочу сказать, что мне нравится быть в гуще событий.
Так ли это? Действительно ли она хотела сказать именно это? Ей показалось, что у него есть талант проникать в чужие мысли.
— Думается, вы заработаете гипертонию еще до того, как вам стукнет сорок, — усмехнулся он добродушно.