- Можно еще раз и погроме? - попросила Юля с
таким серьезным видом, будто брала интервью у президента страны. - Я плохо
слышала, кого я себе клею.
- Да ладно, - медленно проронила рыженькая
сплетница, думая, как бы половчее выкрутиться из ситуации. - Мы ничего такого
не имели в виду.
- Правда? - взглянув на нее исподлобья,
спросила коротко стриженная девушка, потирая ладони с тонкими длинными
пальцами. Марта почувствовала, как сестра злиться, да ей и самой было не по
себе. Ее расписало от возмущения и смущения.
- Э-э-э, конечно, - рыженькая мило улыбнулась
Крестовой.
- Что-то я сомневаюсь, девочки. - Сказано это
было Юлей негромко, но жестоко, и многие стоящие на крыльце студенты удивленно
взглянули в их сторону. - Вы думайте, что говорите и про кого.
- А что нам, разговаривать нельзя уже? - вдруг
рассердилась черноволосая, глядя на Юлию. - Что хотим, то и говорим. Тебе-то
что?
Вместо Крестовой ответила ее сестра, которая
хоть и была обычно милой и спокойной, но при малейшем проявлении
несправедливости или глупости, помноженной на злость, загоралась как тонкая
церковная восковая свеча. И горела хоть и не ярко, но и долго и искренне.
- На твоем месте я была бы осторожнее в
выражениях, - произнесла Марта чуть дрожащим голосом.
Ее тут же смерили презрительным взглядом.
- А на твоем я бы встречалась с парнями, -
парировала "глянцованная" брюнетка.
Рыженькая попыталась одернуть подругу, но та
сердито взглянула на нее и дернула плечом.
- Я буду говорить то, что хочу.
- Да? Правда, девочка? - поинтересовалась Юля,
слегка повернув голову набок и насмешливо разглядывая воинственную брюнетку.
- И не надо называть меня девочкой! -
вскинулась та. - Девочками своих подружек называй. Или что, думаешь, никто не
знает, какая ты? Или ты, - тут девушка кинула презрительный взгляд на нервно
сглатывавшую Марту, которая сто раз обругала себя за то, что остановилась для
разговора с Юлей. Вечно от нее одни неприятности! Но эти девки... зачем они
такое говорят? Они так уверены в своей правоте? Или в своем праве говорить
гадости и за спиной, и в глаза?
Марта хотела сказать об этом наглой брюнетке,
даже рот уже открыла, но Юля опередила ее. Она, медленно поднявшись на пару
ступенек вверх и оказавшись на одном уровне с черноволосой, положила ей руку на
плечо, крепко, до боли, сжав его.
- Отпусти, дура! - прошипела брюнетка. Теперь
уже все находившиеся поблизости студенты смотрели в их сторону, почуяв
разборку. Марте и рыженькой сплетнице даже показалось, что Крестова может
девушку и ударить - сил у нее явно хватит. - Отпусти меня! Не хочу, чтобы
такие, как ты, ко мне прикасались! Или, может быть, я тебе нравлюсь?
- Ты следи за язычком, - сказала Юля тихо, но
очень зло. - Иначе все узнают, что в консерваторию ты попала только потому, что
твой отец дал кое-кому нехилую взятку. Видишь ли, девочка, в этом месте не
любят бездарностей, поэтому не заставляй меня сообщать об этом прискорбном
факте всем и каждому.
Темные глаза брюнетки вспыхнули - видимо, слова
Крестовой задели ее.
- И, пожалуйста, отучись от привычки судить
людей, - сказала ей Крестова почти ласково. - Помогает жить как-то проще.
Проверено на себе.
Черноволосая фыркнула и все-таки вырвалась, но
говорить ничего не стала, только лишь с яростью смотрела на обидчицу, которая
оказалась в курсе тайны ее поступления.
- Слушай, Юль, давай, не будем ссориться.
Извини, если обидели. Кать, прекрати и тоже извинись, - заворковала в это время
рыжеволосая девушка, поняв, что дело пахнет жаренным, и испугавшись последствий
от ссоры с таким человеком, как Крестова. Она ведь, и правда, - всеобщая любимица
преподавателей и их надежда. И хорошие связи в мире музыки у нее имеются.
Захочет еще им отомстить...
Черноволосая, которую звали Катей, отвернулась,
не собираясь просить прощения, но Юля все равно победно усмехнулась. Рыженькая
схватила подругу за локоть и еще раз улыбнувшись, сказала:
- Давайте забудем об этом недоразумении.
Хорошо? Ну, пока. Нам пора бежать.
И девушки скрылись в дверях консерватории.
Марта поднялась к Юле и, глядя им вслед, буркнула сердито:
- Дуры.
- Дуры. А ты что, сама никого никогда не
обсуждал? - с просила Юля, но без укора, а с каким-то любопытством. Она стала
понемногу отходить, а вот ее сестра все еще находилась в бледно-голубом пламени
злости.
- К чему спрашиваешь?
- Просто интересно. Все люди постоянно кого-то
обсуждают. Всех можно называть дураками и дурами. А, да. Не боишься, что тебя
будут считать такой же, какой и меня? - спросила Юля вдруг. - Может быть, не
стоило скрывать, что мы вообще-то сестры?
- Пусть уж лучше меня такой считают, чем знают
о нашем родстве, - прошептала Марта чисто из вредности. - Хватит меня донимать
своими глупостями!
И девушка тоже поспешила убежать в здание их
общего учебного заведения. Юля рассерженно изогнула брови, подумала немного и
решила идти не на занятия, а в парк. Она, воткнув в уши наушники, быстрым шагом
спустилась вниз. Марта смотрела, как сводная сестра идет прочь от
консерватории, и почувствовала в сердце укол жалости и вины. А потом вспомнила
слова Юли о том, что следует опасаться Сашу, и опять нахохлилась. Ей
показалось, что та все же решила над ней немного поиздеваться, узнав правду про
Сашу и их мнимой роман.
Кстати, с тех пор Марта больше не встречалась с
Александром, почти перестав думать о нем, и вспоминала только тогда, когда о
нем в редкие моменты начинала рассказывать Ника. Отношения их понемногу
налаживались, и хотя голубые глаза Ники не сияли тем особым волшебным северным
сиянием, которое может появиться только у того, кто сильно и, что не маловажно,
взаимно, влюблен, но они были довольными. Общение с Александром явно приносило
девушке удовольствие, и Марта была искренне рада за кузину. Кстати, о молодом
человеке она перестала думать лишь с помощью самоконтроля, хотя и производила
впечатление девушки мягкой, смешливой и не слишком дружащей с волей. Только вот
пока что Марта не догадывалась, что любовь и воля, кажется, ненавидят друг
друга, и ей было уготовлено еще только познать эти душевные тонкости.
Неожиданное знакомство с Александром все-таки
уронило в ее душу, куда-то в район солнечного сплетения, прозрачные семена
чувств. Пока они не прорезались, только еще набирались сил для этого, а потому
Марта могла успешно контролировать их - например, не думать о Саше с помощью
волевых усилий. К тому же она не подпитывала их рост встречами с ним или хоть
каким-то общением, всю свою жизненную энергию направив в другое русло - в
музыкальное творчество. Возможно, семена чувств погибли бы, но однажды Марта
все-таки случайно подкормила их волшебным минералами, стимулирующими рост,
после чего в ее солнечном сплетении постепенно начал распускаться
бело-персиковый лотос, цветок, который есть и был символом непорочности.