Прохладная серебряно-голубая постель приняла
его с теплом, обняв невидимыми руками за спину и по-матерински целуя щеку,
которой парень прижался к подушке в неосознаваемом желании перестать находиться
в одиночестве.
Сколько бы женщин у Александра не было - а их,
действительно, было много, он не делил с ними ночи и не засыпал в одной
кровати.
Золотистая луна, полноправная властительница
ночного неба с особенным сочувствием, которое есть только у женщин, особенно
тех, которые имеют детей, или у священнослужителей, отрешенных от мирского,
посмотрела на спящего молодого человека сквозь стекло окна с грустной все
понимающей улыбкой.
Еще один человек - светловолосая девушка, в
окно которой нежная луна тоже заглядывала в этот поздний вечер, и которая тоже
никогда не делила свою постель ни с кем, кроме родственников, вспоминала Сашу.
В эти минуты она тоже находилась в кровати, обнимая, как и всегда, пухлую
подушку в яркой оранжево-розовой наволочке с бабочками, и размышляла над тем,
что Нике, наверное, все-таки повезло, что в ее жизни есть вот такой вот чудак с
серьезным взглядом, который добивается ее благосклонности. Самой Марты никто не
добивался и, самое главное, этого не делала ее платоническая любовь по имени
Феликс, что жила в далеком дождливом королевском Лондоне. Девушка
переписывалась с талантливым пианистом, желая встретиться с ним и, как и всякая
девчонка ее возраста, мечтая о том, что, быть может, он все-таки влюбиться в
нее. Однако все-таки она понимала, что Феликс сильно занят - почти все свободное
время он посвящал музыке, ведь его ждало славное будущее, и он должен был
заниматься на пианино, чтобы оправдать ожидания своих наставников и родителей,
а также всех тех, что любил его игру. Да и у самой Марты времени на что-то еще,
кроме скрипки и учебы было маловато.
Девушка заснула с мыслями о Феликсе и Саше - а
о нем было думать так же приятно, как и о лондонском пианисте, и почему-то при
этом хотелось еще и губу закусить, чтобы не улыбнуться. Никин бывший парень все
же нравился ей - почему-то его твердый характер воздушной Марте был по вкусу, и
хотя она понимала, что у них, конечно же, ничего и никогда не будет, но
разрешила себе немного помечтать о том, что однажды около не появится парень,
похожий на Сашу и подарит ей такой же красивый букет из роз. Марта провалилась
в сон, внутренним взором видя картинку, где она обнимает этакую расплывчатую
копию Александра, а проснулась с мыслями о том, что сегодня ей снилось что-то
до безумия приятное, весеннее, взволнованное, бальное и напоминающее "Вальс
Звуки весеннего вальса" Штрауса. Чувствовала она себя отдохнувшей и
немножко радостной, и даже без особого напряга, которое обычно сопровождало ее
ране пробуждение, встала с кровати. Она сама себе пообещала гармонично провести
день и, найдя под кроватью пушистые зелено-синие тапочки, пошла в ванную
комнату
Через полчаса в самом хорошем настроении Марта,
вновь благоухая легкими задорными духами, вылетела из дома, умудрившись
собраться быстро, чем удивила маму, и направилась в сторону остановки. Там она
умудрилась сесть в полупустой автобус с резвым молодым водителем, который
быстро домчал девушку до консерватории. Первые пары в ней тоже пошли на
редкость хорошо. Сначала Марта удачно отличилась на практическом занятии по
анализу музыкальных произведений, повторила свой подвиг на сдвоенном семинаре
по английскому языку и потом хорошо показала себя на репетиции симфонического
оркестра младших курсов. Студенты играли под руководством Ивана Савельича -
опытного и одаренного дирижёра, который являлся заслуженным артистом РФ и
членом Союза композиторов, а также был строгим и вспыльчивым мужчиной лет
сорока пяти, требующим от своих студентов не только отточенной техники и
верного исполнения нот, но и работу с музыкой на пределе эмоций. Первое время
учащиеся не совсем понимали неистового Ивана Савельича, то и дело прерывающего
игру, делающего замечания и требующего пропустить то или иное произведение
через душу. Они пугались его гневных нотаций, перерастающих в вопли тогда,
когда преподаватель видел, что студенты, не в силах постичь смысл его слов,
смотрят на него большими глазами. Однако со временем студенты все же стали
понимать, что именно хочет от них дирижёр и перестали бояться его холерического
темперамента. Даже Марта, которая была одной из первых скрипок, к концу первого
курса осознала, что их руководитель хоть и на редкость взрывной, но отходчивый
и справедливый, и вообще личность творческая, сложная, но интересная.
- Тромбоны!! - заорал дирижёр, останавливая
довольно-таки слаженную игру. - Тромбоны! С ума сошли?! Чего с тактами дурите?
А-а-а, - догадался он, - это дурит второй тромбон! Ты зачем своих позоришь?
И он принялся давать музыкантам четкие
указания: сначала тромбонистам, затем всем "духовикам", то есть тем,
кто играл на флейтах, гобоях и фаготах, следом разобрался с альтистом, а потом
со смаком принялся вопить о том, что студенты разленились и играют
"полнейшую ересь и зловредный антимузыкальный бред". Преподаватель
был так занят наставлениями нерадивых, а учащиеся консерватории так поглощены
его криками и эмоциями, что никто и не заметил, как в репетиционный зал
заглянул черноволосый молодой человек. Он пару минут постоял около двери, с
недоумением глядя на симфонический разношёрстный оркестр, который вновь начал
игру под руководством разозленного, с мокрым лбом, Ивана Савельича,
дирижирующего так неистово, словно это было его предсмертное выступление
где-нибудь в знаменитом Золотом зале Венской филармонии.
Молодой человек, не без труда найдя глазами
фигурку сосредоточенной Марты, чей смычок ловко бегал по струнам скрипки, вдруг
улыбнулся и вышел, все ж решив подождать. И дело было не в том. Что он не хотел
мешать, а скорее, в том, что оркестровая живая музыка вдруг несколько испугала
его, заставив в душе зашевелиться то, что уже давно было похоронено и надежно
защищено землей, на которой уж выросла новая трава, кустарники и даже деревья:
высокие, тонкие, но с крепкими стволами и стремящиеся всеми заостренными своими
ветвями вверх, к сумрачному небу. Саша - а это был именно он, ушел, и никто не
заметил его, только Марта почувствовала краем сознания, погруженного в мир нот,
что кто-то смотрит на нее, но поднимать голову не стала. Она летала на волнах
самого Бетховена.
В этот день, после репетиции, Иван Савельич,
тонким нервным указательным пальцем поглаживая острый подбородок, даже похвалил
студентку Карлову, что с ним бывало крайне редко.
- Весьма недурственно. Много репетировали? Да,
я вижу прогресс, однозначно, - благосклонно посмотрел преподаватель на слегка
обалдевшую девушку, а после, умудрившись за локоть поймать студента, играющего
на втором тромбоне, ткнул ему деревянной палочкой в плечо и сообщил громко и
надрывно:
- Вы знаете, что такое играть в такт?! И не так
громко?! Вы скоро, милейший, перекроете весь оркестр своим неистовым звучанием!
Рыжеволосый парень, который хотел улизнуть
незаметно, печально вздохнул. Он знал, что играет плоховасто или даже слегка
отвратно - но что он мог поделать, если вчера с друзьями в общаге они отмечали
День Рождение одного из них и доотмечались так, что пальцы у него до сих пор
дрожат, а в голове воет ветер похмелья?