— Нет, знакомы мы дольше, почти полгода, а четыре
месяца мы с ним… ну… это…
— И что дальше? — Я похолодела, предчувствуя
недоброе.
— И теперь мы ждем ребенка, поэтому женимся, а ты скоро
станешь бабушкой, — безмятежно улыбаясь, закончила эта ненормальная.
— Ты уверена? — почему-то шепотом спросила
я. — Ты была у врача?
— Нет, еще рано, но тест показал.
У меня немного отлегло от сердца — оставалась надежда, что
все новомодные тесты врут. Пока врач не скажет, все неточно, а уж к врачу я ее
сама отведу.
— Но как же тебя угораздило? — завопила я теперь
уже в полный голос. — Ведь презервативы есть в каждом ларьке!
— Это любовь. — Она по-прежнему улыбалась.
Первый раз в жизни у меня заболело сердце — деточки доведут
до могилы!
— Пока не выяснится точно, ни о чем не хочу
слышать! — Я ушла спать.
Однако мои надежды не оправдались, все подтвердилось, и меня
торжественно познакомили с Валериком, потому что хоть и видела я его несколько
раз, но, убей Бог, не могла вспомнить. Вертелись еще из школы вокруг Лизки
какие-то парни, я по наивности не придавала этому значения, думала, дети, дети,
вот тебе и дети!
Глядя на дочь с женихом, стоящих в коридоре, я поняла только
одно: мой внук будет красивым. Валерик был росту метр девяносто, широкоплечий,
светловолосый и голубоглазый, про Лизавету я уже говорила. Во всем остальном
Валерик был форменный балбес. Он был старше Лизы на полтора года, учился где-то
через пень колоду, чтобы в армию не забрали, и подрабатывал, но заработанных
денег ему едва хватало на пиво и сигареты. Однако сам себя Валерик очень уважал
и считал достойным человеком — как же, женится на девушке, а не бросает. О том,
что он сможет дать жене и будущему ребенку, Валерик как-то не думал. Его
родители — мать и отчим, обрадовались предстоящей свадьбе до неприличия. Они
хотели спихнуть его к нам жить сразу же, но я уперлась — пускай кормят его еще
полтора месяца, до дня регистрации, а у нас и так забот хватает. Сказать, что я
расстраивалась, — значит, ничего не сказать. Я была в шоке, в ступоре, на
нервной почве у меня начались расстройство пищеварения и аллергический насморк.
Устроить такой финт! И кто подложил мне эту свинью? Любимая дочь! Все мечты и
надежды пошли прахом, а кроме всего прочего, передо мной встали конкретные
нерешаемые задачи: как прокормить молодых и на что купить приданое будущему
внуку.
На свадьбе моя новоявленная сватья с мужем сияли как блины
на масленице, а я с трудом сдерживала слезы. Опять я кругом в дураках! Был один
непутевый ребенок, стало двое, а скоро будет трое. И как я их всех прокормлю?
Однако действительность превзошла мои самые мрачные ожидания.
Я была готова к тому, что у моего молодого зятя будет хороший аппетит, но чтоб
такое…
«Ты просто никогда не растила парня, — говорили
приятельницы, — они все едят жутко много!»
Молодому, растущему организму Валерика требовалось
полноценное четырехразовое питание, порции он ел тройные. Кроме этого, он еще
перекусывал между завтраком и обедом и между ужином и завтраком, то есть ночью.
Все остальное время он просто через каждые пятнадцать минут лязгал дверцей
холодильника, выуживая оттуда все, что найдет. Возможно, я преувеличиваю, но
только слегка. Я старалась поменьше бывать дома, чтобы не расстраиваться при
виде пустого холодильника, да мне и некогда было. Одной работы в издательстве
не хватало, пришлось вспомнить все старые связи и опять заняться рекламой,
недвижимостью и так далее.
Мои дети ожидали своего ребенка сообща, зять тоже ел фрукты
и витамины, чтобы ребеночек родился здоровеньким. Валерик очень быстро прижился
в нашем доме. На мой взгляд, он чувствовал себя в нем даже слишком свободно. Я старалась
не показывать своего раздражения, но было трудно. Родился внук, теперь, кроме
всего прочего, надо было еще покупать памперсы, и я нашла себе еще одну
халтуру. Приятельница пристроила. С этой приятельницей, Людмилой, мы
столкнулись на улице. Раньше мы с ней работали вместе в той самой
государственной организации, из которой нас всех выгнали на улицу. Людмила была
постарше меня и, как я помню по прошлым дням, очень работящая и серьезная. В то
время мы особенно не дружили, потому что Людмила была одинокая и ко всем нашим
семейным и родительским проблемам относилась спокойно. Однако теперь при
встрече Людмила обрадовалась. Мы даже посидели с ней немного в кафе, вспомнили
былое. Я пожаловалась на безденежье, и Людмила, немного подумав, предложила мне
работу.
Есть такие люди, агенты, они стоят в подземных переходах, на
станциях метро и раздают маленькие карточки, на которых написано «Работа», а
внизу помельче телефон и имя-отчество, к кому обратиться… Иногда не телефон, а
адрес. Название фирмы или организации присутствует очень редко. Скажу сразу,
какую работу я предлагаю людям, я понятия не имею. Как говорится, не знаю и
знать не хочу. Я просто сую карточки в протянутые руки, и все. Иногда кто-то
пытается задавать вопросы — что за работа, какая, но я таких сразу
обрываю, — позвоните по телефону и сами все выясните. А не нравится — не
берите. Мне с ними возиться некогда, у меня дома трое оглоедов голодные сидят,
ждут, когда я приду и обед приготовлю. Раз в неделю надо заезжать за новыми
карточками, их выдает в маленьком задрипанном офисе, сделанном из однокомнатной
квартиры, один тип, мы называем его Координатором. Он выдает карточки и нашу
жалкую зарплату, а также предупреждает, чтобы не вздумали хитрить и выбрасывать
карточки в помойку, у него, мол, есть проверяющие.
Недели три назад мы с Людмилой зашли к нему в офис вместе.
Координатор молча выложил передо мной на стол пачку карточек и отпустил кивком
головы, назвав место наверху станции метро, очень далекой от моего дома.
Людмила вышла вскоре после меня расстроенная и сказала неуверенно:
— Слушай, у меня к тебе просьба. Не могли бы мы с тобой
поменяться местами. Сегодня с пяти до восьми вечера тебе надо постоять
там-то. — Она назвала переход в метро на моей ветке, оттуда мне до дому
всего четыре остановки.
Это хорошо, к полдевятого буду дома, помогу Лизавете
выкупать ребенка, а то у зятя руки дырявые. В прошлый раз ребенок чуть не
захлебнулся.
— Мне это подходит, а в чем дело?
— В метро, — коротко ответила Людмила и
отвернулась.
Действительно, я вспомнила, что у Людмилы была фобия — она
совершенно не переносила метро. Еще спускаясь по эскалатору, она начинала
бледнеть, задыхаться, могла и сознание потерять. На работу в свое время она
ездила только наземным транспортом, тратя на дорогу вдвое больше времени. Поэтому
отстоять три часа в переходе под землей для Людмилы было нереально.
— Ты вот что, — продолжала Людмила, — где-то
около семи подойдет к тебе один такой с букетом — пять роз, желтые и розовые, и
спросит, так вот, для него сегодня ничего нет.
— А что ему нужно-то? — начала было я.
— Это тебе неинтересно, — твердо ответила
Людмила. — Твое дело передать.