Теперь он был мрачнее тучи.
– Оказалось не так. Мы тут застряли, в этом сумасшедшем
доме. «Почему бы вам здесь не остаться, не поселиться?» Вот что они говорят.
Здесь и работа, мол, для меня найдется. Работа! Не нужна мне такая работа –
кормить конфетками малолетних бандитов, играть с ними в детские игры… Ну какой
тут смысл? А это имение могло бы стать шикарным местом, да еще каким шикарным!
Неужели эти богачи не понимают, как им повезло? Не понимают, что мало у кого
все это есть? Можно ли так отмахиваться от собственного счастья? Работать я
совсем не против, раз нужно. Только работать где сам захочу и чтобы чего-то
добиться. А здесь я точно паутиной опутан. И не узнаю Джину. Это уже не та
девушка, на которой я женился в Штатах. Теперь я, черт возьми, даже поговорить
с ней не могу. Проклятие!
– Я вас хорошо понимаю, – участливо сказала мисс
Марпл.
Уолли бросил на нее быстрый взгляд.
– Я ведь только с вами так разболтался. А большей
частью молчу как рыба. Не знаю, почему заговорил. Вы англичанка с головы до
ног, а почему-то напомнили мне мою тетю Бетси.
– Мне это очень приятно слышать.
– Умница была, – задумчиво продолжал Уолли. –
Тоненькая, того гляди переломится, а крепкая. Ох, какая крепкая!
Он встал со скамьи.
– Простите, что столько наговорил, – извинился он.
Мисс Марпл впервые увидела его улыбку. Улыбка была очень привлекательная, и
Уолли Хадд из угрюмого и неловкого мальчишки внезапно преобразился в красивого
и симпатичного молодого человека. – Наверное, мне не терпелось
высказаться, но плохо, что я обрушил все это на вас.
– Совсем напротив, мой мальчик, – сказала мисс
Марпл. – У меня тоже есть племянник, но он, конечно, гораздо старше вас.
Она на миг вспомнила ультрасовременного писателя Реймонда
Уэста. Большего контраста с Уолтером Хаддом нельзя было вообразить.
– Сейчас у вас будет другая компания, – сказал
Уолтер Хадд. – Эта дама меня не любит. Так что я пойду. До свиданья, мэм.
Спасибо за беседу.
2
– Вижу, что вам надоедал этот ужасный молодой
человек, – сказала миссис Стрэт, несколько запыхавшись, и опустилась на
скамью. – Какая трагедия!
– Трагедия?
– Да, замужество Джины. Все оттого, что ее отправили в
Америку. Я в свое время говорила маме, что это крайне неразумно. В наших краях
было тихо. Воздушных налетов почти не было. Меня возмущает, как легко многие
впадают в панику – кто из-за детей, а кто из-за себя.
– Вероятно, трудно было выбрать правильное
решение, – задумчиво сказала мисс Марпл. – Ведь дело касалось детей.
А что, если бы Англию все-таки оккупировали, и тогда бы они выросли при немцах.
Ну, и бомбежки.
– Чепуха! – отрезала миссис Стрэт. – Я
никогда не сомневалась в нашей победе, просто во всем, что касалось Джины, мама
всегда теряла чувство меры. Ребенка баловали как только могли. Начнем с того,
что ее незачем было увозить из Италии.
– Кажется, ее отец не возражал.
– О Сан-Севериано? Разве вы не знаете итальянцев? Для
них важны только деньги. Он и на Пиппе женился из-за денег.
– Боже мой! А я слышала, что он был ей очень предан и
безутешно горевал, когда она умерла.
– Притворялся! Не понимаю, как это мама согласилась на
ее брак с иностранцем. Думаю, это у нее от американцев – благоговение перед
всяческими титулами.
– А я-то думала, что милая Керри-Луиза далека, и даже
слишком далека, от житейской суеты, – кротко сказала мисс Марпл.
– Да уж, так далека, что уже нет никаких сил терпеть
все ее фантазии и идеалистические прожекты. Вы и представить не можете, тетя
Джейн, что это такое. А я знаю, о чем говорю. Я выросла среди всего этого
кошмара.
Мисс Марпл с некоторым удивлением услышала, что ее называют
«тетя Джейн». Впрочем, так действительно повелось. На рождественских подарках
детям Керри-Луизы она всегда писала: «С любовью от тети Джейн». Так она и
осталась для них «тетей Джейн», когда о ней заходил разговор. Что, впрочем,
случалось едва ли часто…
Мисс Марпл задумчиво смотрела на сидевшую рядом с ней пожилую
женщину. На ее поджатые губы, на глубокие борозды от носа к углам рта, на
стиснутые руки.
– У вас, вероятно, было… трудное детство, –
ласково сказала она.
Милдред Стрэт благодарно взглянула на нее.
– О, как хорошо, что хоть кто-то понимает это. Взрослые
не знают, что приходится переживать детям. Пиппа была хорошенькая. И старше
меня. Ей всегда доставалось все внимание и все похвалы. И отец и мама постоянно
с ней носились. Я же была тихая, застенчивая. А Пиппа вообще не знала, что
такое застенчивость. Ребенок способен очень глубоко страдать, тетя Джейн.
– Я это знаю, – сказала мисс Марпл.
– «Милдред жуткая тупица», – так всегда говорила
Пиппа. Но я ведь была моложе. Понятно, что я не могла поспевать за нею в
учении. Очень несправедливо, когда твою сестру все время ставят выше тебя. Все
говорили маме: «Какая Пиппа прелестная девочка!» А меня никто не замечал. Отец
шутил и играл только с Пиппой. Должны же они были понимать, как мне это обидно!
Нет, все внимание доставалось ей. Я была слишком мала, чтобы осознать, что
самое важное – это какой ты человек, а не как ты выглядишь.
Ее губы задрожали, потом снова плотно сжались.
– И как несправедливо! Ведь я была их родной дочерью. А
Пиппа только приемышем. Я была у себя дома. А она была – никто.
– Наверное, именно поэтому ваши родители были к ней
особенно снисходительны, – заметила мисс Марпл.
– Они ее больше любили, – сказала Милдред Стрэт. И
добавила: – Для собственных родителей она была нежеланной, а вернее всего – она
была незаконной, – и, помолчав, продолжила: – Это проявилось в Джине.
Дурная наследственность всегда дает себя знать. Пусть Льюис исповедует какие
угодно теории о влиянии среды, а яблочко от яблони недалеко падает. Вы только
посмотрите на Джину!
– Джина – прелестная девушка, – сказала мисс
Марпл.
– Но вы посмотрите, как она себя ведет! –
воскликнула миссис Стрэт. – Она же флиртует со Стивеном Рестариком! Это
только мамочка, как всегда, ничего не видит. Возмутительно! Конечно, она очень
неудачно вышла замуж, но брак есть брак. Он налагает определенные обязанности.
В конце концов, она сама выбрала этого ужасного молодого человека.
– Неужели он так ужасен?
– Ах, милая тетя Джейн! По-моему, он выглядит как
настоящий гангстер. Угрюмый, грубый. Почти не раскрывает рта. И всегда такой
неопрятный.