Фаворит - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 307

— Огнем, огнем их! — подбадривал канониров Суворов, потом велел ударить в штыки: турки побежали. — Кавалерия, — указал Суворов, — бери их в шашки… руби, гони!

Теперь только успевай собирать трофеи: обозы, верблюдов, амуницию, фуры с ядрами, аптеки, быков, знамена и халаты.

Суворов средь офицеров отыскал Швейцера.

— Кстати, и о газетах! — сказал он ему. — В газетах пишут, что цесарские солдаты от турок неизменно бегают. А сегодня при Фокшанах они заставили турок бегать…

Обычай войны требовал дележа добычи. На гнедой кобыле, издали сняв шляпу, к Суворову подъехал принц Кобургский:

— Надеюсь, что эта процедура не омрачит праздника! Что вы хотите от меня? Бунчуки? Верблюдов? Или пушек?

— Все поровну, а провиант оттоманский отдаю вам целиком, благо мне поспешать в Бырлад надобно…

Заметив, что Суворов слегка припадает на ногу, принц Иосия Кобургский заботливо осведомился — не ранен ли он?

— Бог миловал на сей раз. А то, что хромаю, так это по дурости: на иголку швейную наступил пяткой. Оттого-то турки, мою хромоту приметя, и прозвали меня «Топал-пашою».

Пока солдаты делили трофеи, пока они там бегали по валашским деревням в поисках вина, принц Кобургский, добрый малый, устроил в своем шатре союзный обед.

— В первый раз, — сказал он Суворову, — вы были пьяны, во второй молились, а в третий спали… Скажите, генерал, отчего не пожелали вы беседы со мной до битвы?

Суворов охотно выпил и съел свежий огурчик.

— А к чему лишние разговоры? Уверен, что ваше высочество с моими планами не согласились бы. На споры мы потратили бы весь день. Остались бы при этом друг другом недовольны. И конечно, я бы вам уступил: вы — тактик. Тактики я не знаю, да вот беда — тактика меня хорошо знает!

Николай Васильевич Репнин послал принцу Кобургскому очень горячее поздравление с победой, за что и получил нагоняй от светлейшего: «Вы некоторым образом весь успех ему отдаете. Разве так было? И без того цесарцы довольно горды».

А сам похаживал, довольный, говоря Попову:

— Пишет мне Суворов реляции свои на таких мизерных бумажках, что и курице не подтереться… Или бумаги на слова жалеет? Как же мне матушке-государыне о Фокшанах докладывать, ежели из его «синаксарии» одно мне ясно: победил!

Сейчас он жил только войной, и Василий Степанович Попов счел нужным намекнуть, что влияние Платона Зубова при дворе делается уже опасным. Светлейший беззаботно ответил, что все эти Зубовы (а сколько их там?) для него — даже не гады подколодные, а хуже червей поганых:

— Что они сделают, ползая под могучим дубом?

Сытое лицо Попова вдруг исказила гримаса.

— Не заблуждайтесь, ваша светлость, — сказал он. — Для дуба не змеи, а черви опасны, способные подточить самые могучие корни… Ведь у Платона Зубова еще три брата: Николай, Дмитрий и Валериан, жадные до власти и удовольствий.

При ставке Потемкина работала типография, регулярно выпуская «Вестник Молдавии», цензуре неподвластный, и каждую неделю этот листок оповещал армию о том, каково здоровье светлейшего, какие дамы навестили его и какие собираются навестить. Заодно листок сообщал правду о революции во Франции, а сам Потемкин при слове «Франция» махал рукой — безнадежно:

— Из альянсов европейских сия держава выключилась…

Он навестил верфи Николаева, заехал в Тавриду проследить за охраною побережья, из Херсона готовил морскую экспедицию для овладения турецкой крепостью Гаджибей.

Де Рибасу он заявил со всей прямотой:

— Больно вы все до наград охочи, а дела-то от вас не видать. Коли не возьмешь Гаджибея, я тебя…

— Перед Гаджибеем флот султана дрейфует!

— А ты ночью, ночью… когда все спят. Или забыл, как в Испании апельсины из чужих садов воруют?

Гаджибей моряки и запорожцы брали штурмом. Начали с вечера, поутру все было кончено: над воротами крепости взвился русский флаг. Заодно побрали и деревню татарскую (будущую Молдаванку). Никто в России слыхом не слыхал о Гаджибее, и потому взятие его прошло незаметно для публики, будто в темноте комара раздавили.

Но Потемкин уже предвидел будущее большого города:

— Гаджибей татарский бывал Одиссосом в мужском роде. Так пусть появится в роде женском — Одесса! А название с древнеэллинского языка приохотит к нему греков ради торговли прибыльной. Хорошо бы сразу там и строиться.

— Война. Денег нет, — намекнул Мордвинов.

— У нас всегда война и всегда денег нет. Однако мы еще не пропали ни разу и, даст бог, не пропадем далее…

Он был доволен, что в Гаджибее резни никакой не было, никого не грабили, а взяв крепость, праздновали в единственной городской кофейне, которую содержал грек Аспориди — чуть ли не первый житель этого города. Потемкин распорядился, чтобы в Гаджибей (Одессу) сразу посылали отставных матросов и тех, которые увечья получили или семьями отягощены:

— Пусть начинают жить, как все люди живут…

Князь Репнин с главными силами уже обратился к Измаилу, но поглядел на высоченные стены его и вернулся обратно.

— Мои солдаты не мухи, чтобы на Измаил взлетать, — сказал он Потемкину. — Там засел сам Эски-Гасан…

Ко дню рождения светлейшего генералы обещали Потемкину взять для него Аккерман, он предостерег их:

— Лучшим подарком мне будет взятие Аккермана без пролития крови. Заставьте турок искусством дипломатическим помыслить о печальном их жребии, и не кровью, господа, а лишь угнетением духа неприятеля умейте его одолевать…

Начинался сентябрь. Кажется, турки заманивали русских под Измаил сознательно: не сразу открылось, что великий визирь перевел армию за Дунай. Бурные ливни расквашивали дороги, и без того разбитые конницей. Неуемная тоска возникала в сердце при виде унылых полей, жалкой кукурузы, побитой дождями. В кустарниках и буераках прятались турецкие дезертиры.

Юсуф-Коджа велел их ловить. Он спрашивал:

— Откуда вы бежали, собаки?

— Из-под Фокшан, где снова явился Топал-паша.

— Врете! — отвечал визирь. — Суворов, о том все знают, взлетел на Кинбурне с пороховым погребом к небу…

Дезертиров вешали, двигались дальше. Эски-Гасан, бывший капудан-паша, завлекал русских под стены Измаила, а принц Кобургский снова увидел перед собой армию визиря числом в 100 тысяч сабель. «Спасите нас», — написал принц Суворову, и курьер прискакал обратно с таким же лапидарным ответом: «Иду». Выступив с войском в полночь, Александр Васильевич за два дня преодолел 70 верст. Страшные грозы бушевали над Молдавией, молнии втыкались в землю, поражая столетние дубы. Юсуф-Коджа пил вечерний кофе в своем шатре, окруженный подушками и мальчиками-рабами, когда к нему втолкнули мокрого от дождя, задыхающегося лазутчика:

— Топал-паша уже здесь! В лагере цесарцев.