Фаворит - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 282

— При мне такой машины в Англии еще не было, — отвечал Гексли. — Но, возможно, ее изобрели за время моего отсутствия.

— Ты узнай, посол, не слыхать ли в Европе о такой машине, чтобы в нее затолкать человека в штанах, а с другого бы конца он выскочил без штанов — уже высеченный и рыдающий…

Карьера Юсуфа характерна для империи Османов. Сначала он подавал воду и раскуривал трубки для капудан-пашей, затем на кораблях торговал лепешками для матросов. Разбогатев, пролез в казначеи флота, сделавшись пашою под кличкой «Коджа» (что означает «длиннобородый»). А теперь он — великий визирь, в его руках судьбы войны и мира… Конечно, беспардонный туризм русской кралицы до Тавриды стоит того, чтобы подпалить бочку с порохом. К тому призывали султана его советники — Гексли и пруссак Диц:

— Стоит вам поднять над Сералем «кохан-туй», и Швеция моментально высадит десанты на невской набережной Петербурга.

«Кохан-туй» — это хвост лошадиный. Французский посол Шуазель-Гуфье предупредил Булгакова: Юсуф-Коджа вытряс уже все души из банкиров, чтобы сдали свои капиталы в казну султана.

— Это решение угрожает войной, и я сам свидетель тому, как султан жаловался прусскому послу Дицу, что привык посыпать плов солью, пахнущей малиной, а такая соль осталась в Крыму…

15 июля 1787 года Булгаков проснулся в Буюк-Дюре от лая злющих турецких овчарок, охранявших посольскую дачу.

— Москов сарайдан терджуман гылды!

Булгаков, еще сонный, понял: приехал драгоман из русского посольства.

Драгоман сказал: послу надо быть у Порога Счастья:

— Реис-эфенди желает видеть тебя завтра же…

Рейс сидел на подушках с бумагою в руке:

— Теперь ты будешь слушать, что я скажу. Россия должна отказать себе в праве покровительства над ханом Грузии…

— Ираклий не ваш хан, а царь Грузии, которая волеизъявлением всенародным состоит в протекторате российском.

— Не ври! Ираклий вассал нашего падишаха. Слушай далее. Войска из ханства Грузинского вы должны вывести…

— Мы вывели их давно, — сказал Булгаков.

— Не прыгай, как блоха, через мои слова. Ты лучше слушай! Сорок соляных озер в Крыму вы отдайте султану. Турция отныне будет осматривать все русские корабли. Россия не имеет права ввозить в свои пределы с Востока масло оливковое, кофе из Яффы, пшено сарачинское (рис) и…

— Этим ультиматумом, — опередил его Булгаков, — Высокая Порта разрывает все артикулы Кучук-Кайнарджийского мира.

— Ответ дай не позже двадцатого августа.

Булгаков нагнулся над рейсом, сидящим на подушке:

— Ты же умный человек и понимаешь, что за такой срок я не успею отослать пакетбот до Севастополя, курьеры не успеют доехать до Петербурга и вернуться с ответом…

Не дослушав посла, реис-эфенди свернул бумагу:

— Я лишь исполнил волю моего повелителя.

— Но я заметил в твоих словах волю советников, прусского и английского, которые как серьги висят на ушах визиря…

Возвратясь в посольство, Булгаков сразу начал уничтожать дипломатическую переписку, спалил секретные шифры, деловые бумаги. Ему советовали закопать в саду драгоценные вещи.

— Вещей я никогда не жалел, — отвечал посол…

К великому визирю Юсуф-Кодже явился курьер султана с повелением: «ОБЪЯВЛЯЙ ВОЙНУ, БУДЬ ЧТО БУДЕТ». «Будь что будет» — это мусульманский «кысмет», но в переводе на русский язык. Юсуф отправил курьера к рейсу, чтобы звал Булгакова в Диван. Встреча в Диване состоялась 5 августа.

— Мы, — заявил Юсуф, — не желаем знать никакой Тавриды, для нас она останется Крымом татарским. И мы решили: Россия должна вернуть нам Крым, а все прежние договоры уничтожаются, включая и Кучук-Кайнарджийский… Если ты не согласен с нами, мы поднимем даже стариков и мальчиков, начиная с семи лет, всех пошлем на войну — и вы погибнете в крови и во прахе.

«Я, — писал Булгаков, — едва не спросил: да кто же останется столицу беречь?.. Дворы Порты наполнены были янычарами, один из них стоял надо мною и держал кинжалы, как бы боясь, чтоб я не заколол визиря. При провожании меня чины Порты плакали», и по их слезам Булгаков понял, что не все в Турции потеряли головы: есть еще турки, желающие мира с Россией… Янычары, обнажив ятаганы, провели русского посла в Эди-Куль. Он глянул на крыши дворца Сераля: там ветер развевал длинный и черный «кохан-туй».

— Значит… война, — сказал он себе.

Когда двери тюрьмы замкнулись за ним, Булгаков не знал, сколько лет проведет здесь, и оставался спокоен. Но вскоре турки — через папского интернунция — переслали ему письмо от Екатерины Любимовны: она сообщила, что встретила человека, давно ее любящего, и лучше ей быть женою бедного акушера Шумлянского, нежели оставаться богатой содержанкой дипломата Булгакова… Вот тогда Яков Иванович не выдержал и заплакал. Поутихнув от горя, посол оглядел стены темницы и задумался. Он-то, как никто другой, был отлично извещен, что русский флот слишком быстро вырос, но еще не окреп и Россия к войне не готова. «Впрочем, как всегда…» Булгаков решил ожидать побед русского оружия — это единственное, что вернет ему свободу! Но все может закончиться и проще: ятаганом по затылку, веревкой на шее или чашкой кофе с бриллиантовой пылью.

Он постучал в двери узилища своего, требуя:

— Бумаги, чернил, перьев! Если я не получу их от вас, я буду жаловаться вашей прекрасной султанше Эсмэ…

Самое добротное и прочное в Турции — флот, один из лучших в мире, и султаны денег на его развитие никогда не жалели. Плавучие громады несли на своих палубах тысячные оравы экипажей из отборных головорезов. Но, прекрасные моряки, турки были скверными навигаторами. Их штурманы не могли проложить курс даже из Босфора на Кафу — под углом к норд-осту; из Стамбула они робко плыли вдоль берега до Синопа, лежащего на одном меридиане с Кафою, и от Синопа держались точно меридиана к норду, попадая таким образом в Кафу (Феодосию)…

Стоило Екатерине покинуть таврические края, и турецкая эскадра, шлявшаяся в Днепропетровском лимане, открыла военные действия. Как раз в это время в Глубокой Пристани, близ Херсона, отстаивались для оснащения такелажем новоспущенные фрегаты. Еще не имевшие парусов, они представляли легкую добычу, — и турки не однажды совались в устье Днепра, как щука в тихую заводь, где отлеживается жирный, но беззащитный налим. Узнав об этом, князь Потемкин-Таврический указал Мордвинову срочно выслать в лиман 12-пушечный «Битюг» под командой штурманского поручика Вани Кузнецова… Ему было ведено:

— Покрутись там, будто глубину фарватера меришь.

Турки встретили его огнем. Кузнецов отвечал залпами. Он сразу сбил рангоут на турецком фрегате и, ловко ретируясь на мелководье, принудил турок вернуться под защиту батарей Очакова. Потемкин за такое дело расцеловал штурмана:

— Жалую тебя белым мундиром, и отныне ты уже не поручик, а быть тебе в чине лейтенанта флотского…