Фаворит - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 168

— Есть ли еще хоть одна женщина в этом мире, которая бы любила, как я люблю!

Дешперации было много, а денег совсем не было.

Екатерина, кажется, забыла, чем люди живы.

Всем давала, а Потемкину — ни копейки…

Василия Рубана он взял к себе в секретари:

— Надо бы тебе, Васенька, яко бедному, по сту рублев в месяц платить, да поверь, друг: сам не знаю, где взять! — Рубан молча указал пальцем кверху, намекая на императрицу. — Э, нет! — отказался Потемки. — Я же не Васильчиков, просить мне стыдно…

Тут и пригодилось Потемкину звание генерал-адъютанта: по чину имел он право объявить словесный указ, чтобы забрать из казны государства сумму не более 10 000 рублей. Но залезать в сундуки знатных и важных коллегий не мог решиться.

— Коллегии все на виду… шум будет! — сказал он.

Рубан точно указал на Соляную контору:

— Коллегии, Гриша, пока тревожить не станем. Контора же сия горами соли ворочает, у нее денег — мешками!

— Тогда садись, Васенька, и пиши указ от меня…

Рубан «указ» сочинил. Потемкин глянул в бумагу и обомлел: Аполлоны, Марсы, Цирцеи, Хариты, а в конце — нуждишка.

— Ах, мудрена твоя мать… почему в стихах?

— Не удержался, — пояснил Васенька. — Поэт я или не поэт?

— Вот ежели по этим стихам дадут денег, тогда выясним…

Соляная контора стала первой казенной кубышкой, в которую запустил свою лапу граф Григорий Александрович Потемкин. Рубан получил от него сразу полтысячи — за стихи!

Иноземные послы и посланники, аккредитованные при дворе Петербурга, пребывали в состоянии прострации. Появление Потемкина, для всех неожиданное, спутало многие карты в том пасьянсе, который они привыкли разыгрывать при бесхарактерном Васильчикове, искусно лавируя между Паниным и Екатериною! Теперь возникла новая громоздкая фигура, быстро набиравшая силу и скорость, а дипломаты ничего о Потемкине не знали и поначалу в депешах, рассылаемых ко своим дворам, характеризовали фаворита очень кратко: одноглазый генерал. Было еще неизвестно, каковы его пристрастия, что он любит и чего не терпит, продажен или неподкупен, каковы его симпатии в европейской политике, какими языками он владеет, трезвенник или пьяница? Пока что политики уяснили одно: в насыщении желудка Потемкин неукротим, как доисторический ихтиозавр, дела вершит больше в халате, его любимая поза — лежачая. К лету 1774 года дипломатам стало ясно, что «одноглазый генерал» — не случайный баловень царской постели, лестница его восхождения к славе строилась Екатериною весьма основательно — в таком порядке: генерал-адъютант императрицы, подполковник лейб-гвардии полка Преображенского, вице-президент Военной коллегии, граф великой Российской империи.

Его высокопревосходительство стал титуловаться его сиятельством! В эти сумбурные дни, когда было трудно доискаться истины, в Петербурге все чаще появлялись усталые и небритые курьеры, с ног до головы заляпанные грязью дорог и проселков; они прибывали с пакетами от Румянцева. В разноголосице придворных сплетен дипломаты улавливали лишь отдельные слова: «Суворов… Козлуджи… конгресс, конгресс!.. Князь Репнин уже там… это в деревне Кучук-Кайнарджи…» Никто ничего не понимал. Лучше всех был информирован прусский посол, граф Виктор Сольмс, давно живущий в России и хорошо изучивший русский язык (за что его уважала Екатерина).

— События созрели, — говорил он, — а Пугачев вряд ли повторит оренбургскую ошибку и, скорее всего, явится на Волге…

Узнать же точно, где сейчас Пугачев и куда направляет он движение своей новой армии, было невозможно: Екатерина отшучивалась, Панин хмуро отмалчивался, Потемкин грыз ногти. Весь июнь дипломатический корпус пребывал в напряженном внимании, тщательно коллекционируя слухи среди царедворцев и простонародья. Кажется, что на этот раз народ российский широко расправил свои крылья… В один из теплых вечеров Сольмс пригласил коллег в прусское посольство на Морской улице; почти напротив расположилась мастерская Фальконе, где под самый потолок был вздыблен «глиняный» всадник… Посол Фридриха II раскатал карту России:

— Пугачев, очевидно, вышел на Казанский тракт.

— Но какие страшные расстояния! — сказал граф Дюран.

— В этой дикой стране, — напомнил шведский посол Нолькен, — расстояния никого не ужасают, а тем более русских…

Политики сомневались, хватит ли у Пугачева дерзости вонзиться в самый оживленный центр России, насыщенный множеством дворянских усадеб и вотчин, переполненный крепостным населением.

— Вы не верите, что Пугачев спешит к Волге?

— Трудно в это поверить, — отвечали Сольмсу.

Прусский посол хлопнул в ладоши, явился лакей.

— Вот тебе рубль, — сказал ему Сольмс. — Обойди ближайшие лавки, принеси нам фунт свежей икры.

Лакей долго отсутствовал. Наконец вернулся:

— Извините меня, посол, но икры нет.

— Быть того не может! — воскликнул граф Дюран.

Лакей пояснил, что в лавках икра есть:

— Но старая, залежавшаяся, а торговцы говорят, что свежей икры долго еще не будет. А почему — никто не ведает.

Сольмс, явно удовлетворенный, позвал гостей к столу:

— Заранее извиняюсь перед вами, господа, что прекрасная русская икра сегодня не оживит мой стол… Нет икры, и ясно почему: Пугачев идет прямо на Казань…

…Крестьянская война еще только начиналась.

Ну и жарища… В середине июля 1774 года Прохор Акимович Курносов проезжал через Россию, поспешая в столицу по срочному вызову. Где-то вдали горели леса, сизый дым обнимал ромашковые поляны. Дороги утопали в еду чей пыли, по ним хаотично катили брички, рыдваны, коляски, кареты, таратайки, шарабаны, просто телеги — ехало дворянство, причитая испуганно. Спасались… А на почтовых станциях не протолкнуться было от множества застрявших пассажиров: все ямщики в разъездах, лошадей нет, всюду суета, вопли, ругань, драки, пьянство, неуважение человека к человеку. Прошка легко протекал через этот чудовищный раскардаш России, будто ничто его не касалось. Где-то за Липецком, остановясь менять лошадей, он спросил станционного смотрителя:

— Что это с людьми, будто повзбесились все?

— Как, сударь! Пугачев-то у Казани уже… Гляди, день-два — город возьмет, через Волгу перекинется, сюда заявится. Вчерась двоих уже повесили: каки-то манифесты подложны читали…

Имея на руках хорошую подорожную, Прошка катил пока как по маслу, без задержек. Наконец и он застрял под Лебедянью.

— Нет лошадушек. Подождите, сударь, — обещал всклокоченный смотритель. — Уж вас-то я первым делом отправлю… ей-ей!

Курносов был в белом флотском плаще, под которым поблескивал орден Георгия, держался парень в сторонке, в разговоры общие не вступая, и потому привлекал к себе особое внимание.