Ступай и не греши - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 32

В эти вот дни, отверженная и оскорбленная, Ольга Палем сделалась неистово набожной, ездила в Кронштадт, чтобы коснуться ризы Иоанна Кронштадтского, за Невской заставой она искала утешения у пророчицы Матрены-Босоножки, горячившей себя чистым денатуратом, всюду она истово каялась, как великая грешница, просила боженьку не оставлять ее в своих милостях… Удивляться тут нечему! Новообращенные прозелиты впадают в религиозный экстаз более чувственно, нежели те, кто перенял веру от предков своих.

К этому я добавлю. Было замечено (и не мной, а людьми, знавшими ее), что Ольга Палем, попав в среду образованных людей, которые были намного выше ее, становилась какой-то неестественной, вела себя вызывающе и капризно, выдумывала о себе всякие басни, силясь поднять реноме своей персоны. И, напротив, в обществе простых людей, никогда не блиставших интеллектом, Ольга Палем и сама становилась проста, для всех находила ласковые слова, ее любили за доброту сердца.

Так же случилось и в «Пале-Рояле»! Она страшилась его гулких и таинственных коридоров, где с утра до ночи толклись непонятные люди, судившие о Гамлете или Отелло, как о своих близких приятелях, а сама она не имела своего мнения о «головах» Карно или Гладстона, ее пугали мрачные трагики, провожавшие женщину зловещим хохотом кощунственного вопроса: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?..» Возвращаясь с прогулок, Ольга Палем торопливо вбегала по широким лестницам «Пале-Рояля» на верхний этаж и замыкалась в своей комнате.

Понятно, почему подругу для своих мучительных излияний она избрала не в муравейнике этажей и номеров, а в глубине подвалов «Пале-Рояля», где селилась безмужняя прачка Анютка Маслова с девочкой Соней, прижитой от какого-то солдата.

С прачкой ей было хорошо, притворяться не надо.

Для нее Ольга Палем ставила бутыль с водкою, готовила немудреную закуску с неизбежной селедкой, а потом плакала, горевала, жаловалась… Вот Анютка Маслова ее понимала:

— Вопче нам, бабам, от энтих мужиков спасу не стало. Одни убытки и никакого тебе удовольствия. Будь я царицей, так я бы всех мужчинков, которые в штанах бегают, на Сахалин сослала. Чтоб они и треснули тамотко, окаянные… Бывалоча, пришпандорит такой, соловьем изливается, а на уме-то у него только одно: как бы мою слабость поскорее использовать!

— Лезут, — отвечала Ольга Палем, расширив глаза. — Не успеешь уснуть, а они уже скребутся.

— Мыши-то?

— Да нет, мужчины. Спать не дают.

— Терпи! — поучала ее Анютка, вправляя под платок рыжие волосы. — Така уж наша доля, чтобы терпеть…

Но однажды, приникнув к уху Палем, прачка сообщила:

— Слышь-ка! Хороший человек живет в сто тринадцатом номере. И, кажись, глаз на тебя имеет.

— Господи, да кто ж это такой?

— Отставной поручик Лопатин, от жены сбежавший, нонеча ён в «Пале-Рояле» прячется. Пенсию раздобыл за веру, царя и отечество. Живет — не тужит. Слыхивала, в Европы сбирается, чтобы тамошним людям себя показывать… Ты не проходи мимо. Хватайся! Хороший человек-то, говорю. Уже с пенсией.

К вину равнодушная, Ольга Палем никогда водки не пробовала, а тут — в компании с прачкой — решила испытать, что это такое, отчего люди с ума сходят. Почти с ужасом, стараясь не дышать, она тянула и тянула из стакана, а Маслова шлепала себя по жирным ляжкам обваренными в стирке ладонями:

— Пейдодна, пейдодна, пейдодна, пей… легше станет!

Ольга Палем опустошила стакан, вытаращила глаза:

— Анечка, а что теперь со мной будет?

Анютка Маслова воткнула в рот ей соленый огурец:

— Хрусти! А ничего не будет. Вместях поплачем…

Напились две бабы и плакали при закрытых дверях, чтобы никто не видел их, несчастных. Страшась одиночества, особенно пакостного среди людей, Палем просила Маслову, чтобы дала ей свою дочку — пожить в номере. Сонечка освоилась быстро, спали они на одной кровати, Ольга Палем прижимала к себе девочку, придумывая для нее сказки…

В такие моменты ей очень хотелось иметь ребенка!

Спору нет, чужая для всех в «Пале-Рояле», Ольга Палем была своей и понятной для служанок, полотеров и коридорных подметал, никогда не забывала вежливо поздороваться с дворником, чего, кстати сказать, никогда не делали гении, таланты, корифеи и прочие дарования.

Но иногда, словно долгожданный великий праздник, случались такие дни, когда швейцар просовывал в дверную щель ее комнаты записку от Довнара — с призывом явиться туда-то и в такое-то время, и этот совсем не душевный призыв завершался всеобъясняющей фразой: «Не забудь прихватить кружку Эсмарха».

Ольга Палем тревожно собиралась:

— Сонечка, ты побудешь сегодня одна. Тетя Оля завтра утром вернется, она купит тебе книжку с картинками…

Отправляясь на свидание с Довнаром, Ольга Палем являлась к нему под густою вуалью, пряча свое лицо, словно все люди догадывались об ее женском позоре.

Читатель, простим ее. Понять трудно, но простить надо.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ольга Палем еще продолжала верить, что, отдав Довнару четыре года жизни (лучшие свои годы!), она обрела на него права, которые когда-нибудь позволят ей назвать его своим мужем.

Но ее женская — чисто женская! — логика казалась Довнару безумием. После одной из таких ночей он исхлестал ее ремнем, словно приблудную собачонку, крича:

— Сумасшедшая… дура! С тобой хорошо только в темноте, а днем ты никому не нужна. Неужели самой-то тебе не понять?

Нет, не понимала. Панов, новый приятель Довнара, не раз предупреждал его, чтобы оставил свои шутки с огнем:

— Женщины, как научно доказал французский профессор психологии Сигиле, более жестоки, нежели наше поганое отродье, и поступки их зачастую непредсказуемы… Разве тебе, олуху царя небесного, не страшно встречаться с нею?

— Глупости, — небрежно отвечал Довнар, похваляясь властью над женщиной. — Эта стерва способна только на истерики да обмороки, но у нее не хватит духу на все остальное.

— Не знаю, не знаю, — сомневался Панов. — Я бы на твоем месте не стал испытывать судьбу.

— Ерунда все это, — убежденно говорил Довнар. — Моя пассия по-прежнему остается удобной во всех отношениях. Сама за все расплачивается даже в ресторане. Она чистоплотна. Фигура у нее — залюбуешься. Чего же еще желать от женщины?

Вот это уже настоящее свинство! С одной стороны, он жестоко преследовал Ольгу Палем, именно по его изветам полиция вторгалась в ее жизнь, отнимая даже любовные письма, а с другой стороны, человек мелочный и не в меру эгоистичный, Довнар не прерывал с нею близких отношений, на которые она, раз и навсегда опозоренная, всегда охотно отзывалась, готовая быть для него подстилкой, лишь бы с ним не расставаться…

Что это? Любовь? Страсть? Привычка?

Не знаю.