Пером и шпагой - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 8

Он огляделся. Пламя свечей, коптя, качалось в жирандолях.

— А где же Циттен? Почему я не вижу своего приятеля?

Растолкав придворных, пред королем предстал Циттен, вожак непобедимой прусской конницы. Маленький. Кривоногий. Хрипатый. Бесстрашный. Безграмотный. И — умный.

— Мой добрый Циттен, что ты скажешь о русских казаках?

— Не стоят холостого заряда, король.

— А русские кирасиры и гусары?

— Я свистну, король, и они зашатаются в седлах… Фридрих обернулся к берлинскому губернатору — фельдмаршалу Джемсу Кейту:

— Вот стоит человек, двадцать лет прослуживший под знаменами России. Он не даст солгать… Каковы русские солдаты?

Подтянутый седовласый Кейт поднял над головой жезл, сверкнувший дешевыми рубинами.

— Лучше убедиться королю сейчас, что русская армия великолепна, нежели ждать, когда русская армия переубедит ваше величество в бою! Она очень хороша, хотя и плохо управляется.

— Да, — согласился король, — она хороша… Но привыкла воевать с татарами. Я представляю, как она побежит после встречи с правильной организацией моей армии!

— Король, — отвечал Кейт. — В воле вашего величества бить русских правильно или не правильно, но русские.., не побегут!

— Даже если их очень сильно побить?

Храбрый Кейт ответил королю дерзким вопросом:

— А разве вы сможете побить русских сильнее, чем их били татары?..

Король с усмешкою на устах удалился. Теперь начиналось самое интересное.

* * *

Самое интересное — это шпионаж. Экономя на супах и пиве, король не жалел денег на разведение шпионов. Главарем прусского шпионажа в Европе был личный адъютант короля — Христофор Герман Манштейн; этот умный человек долго служил в России, где был адъютантом Миниха; именно он — Манштейн! — схватил из теплой постели герцога Бирона, треснул его по зубам и, связанного, швырнул в коляску… Из русской армии Манштейн дезертировал в Пруссию; имя его отныне во всех губернских городах России было приколочено к виселицам палачами.

Когда король вошел в библиотеку, Манштейн был уже здесь; тут же, возле окна, таилась обтекаемая тень и Финка фон Финкенштейна, этого интимного друга детства короля.

— Мои добрые друзья, — сказал им Фридрих, — у меня всегда дрожат пальцы, когда я раскрываю заветный портфель… В самом деле, как приятно, сидя в тихом Сан-Суси, знать, что думают о тебе в кабинетах Парижа, Вены, Петербурга… Вот Менцель! — сказал король, показав донесение из Дрездена.

— Личный секретарь польско-саксонского короля Августа Третьего, а смотрите, как верно мне служит! Теперь глянем, что сообщают русские друзья. О-о, как их много у меня… И вот письмо моего друга — наследника российского престола. Кстати, тут пишут, что в России сейчас восстание башкир. Манштейн, это опасно?

— Укус клопа, — отвечал Манштейн. — Клопа раздавят.

— Опять-таки, — призадумался король, — русские раскольники, которые терпят столько неприятностей от духовенства на родине, тоже ищут моего покровительства. Не могли бы мы из Берлина произвести раскольничий бунт в России?

— Цель бунта? — осведомился Манштейн.

— Король всегда попадает в цель… Вот, например: освободить из Холмогор свергнутого царя Иоанна Антоновича, который, будучи из Брауншвейг-Люнебургского дома, приходится мне родственником. Имей я такой козырь на руках, как наследник престола России, я стал бы играть гораздо смелее.

— Ваше величество, — отвечал Манштейн, — у меня имеется на примете тобольский раскольник Иван Зубарев. Ныне он собирается ехать на остров Мальту, дабы под защитой тамошнего ордена основать колонию русских схизматов. Но я задержал его в Берлине… Что позволено мне обещать ему?

— В таком крупном деле нельзя быть мелочным… Ладно: дать Зубареву патент на чин полковника прусской службы!

Манштейн ушел. За высокими стрельчатыми окнами библиотеки медленно светало, и король (всегда экономный) дунул на свечи. Из сиреневых потемок выступила тень Финка фон Финкенштейна…

— Фриц, — сказал он королю, — мы ведь друзья? И ты не скроешь от меня своих замыслов?

Король придвинул к нему папку с докладами шпионов:

— Прочти.., хотя бы это. Из России — от шведского посла в Петербурге графа Горна. Русский двор озабочен заключением договора с Англией, чтобы вырвать от Питта субсидию и поставить для Лондона своих солдат в знак уплаты задолженности… Так?

— И ты… — начал Финкенштейн.

— И я! — подхватил король. — Я тоже озабочен тем же. Не будем бояться рискованных решений… Мой друг Людовик немало поработал над «равновесием» Европы. Версаль любит возиться с этим равновесием, как дурачок с крашеными яйцами.

Фридрих вышел из-за стола, усмехнулся, блеснув глазами:

— А не пора ли нам опрокинуть это равновесие к черту?.. Самое главное сейчас — опередить Россию: вырвать от Питта субсидии и договор с Англией, такой же по значению, какой Питт собирается заключать с Россией. Но мы должны непременно заключить его раньше Петербурга… Ты понял меня?

— Ты безумен, Фриц, — сказал королю Финкенштейн. — Вслед за этим ты потеряешь приязнь Версаля, который не простит тебе поставку солдат для Англии — этого главного врага Франции! Не забывай, что Людовик переживает потерю колоний за океаном особенно чувствительно, и косвенно ты будешь виноват…

— Возможно, — согласился король.

— Но это еще не все! Австрия, твой извечный враг, будет вынуждена встать под одни знамена с Францией, с которой она до сих пор во вражде…

— И это возможно.

— Это же страшно для Пруссии… Что же ты выигрываешь?

— А ты не понял? Но ведь, заключая договор с Англией, я невольно оказываюсь в одном строю с Россией… Этим я снимаю угрозу для Пруссии с востока. Я свободен на западе! Не советую оставлять кошельки на столе — я их заберу для себя… Версаль вряд ли рискнет скрестить со мной шпаги, Австрию же мы умеем побеждать… Самое главное — опередить Россию!

С этим он отъехал в Берлин… Казармы и базары, мукомольни и пороховые мельницы, сукно и посуда, горох и пиво, шаг пехоты и рысь коня, выпечка хлеба и таможня, — до всего король был охотник. Ему казалось, что только он — король! — способен понять и сделать все лучше других.

Единственное, чего Фридрих никогда не касался, так это германской литературы; он даже не догадывался, что такая существует. Немецкий язык, думалось ему, служит лишь для выражения подлости, грубости и низменности чувств. Сам же он парил, естественно, на французском…

Вечером, как всегда, был концерт в Сан-Суси; Фридрих играл в оркестре на любимой флейте. Но мысли его были далеки от музыки, и «трюбуше» явно не удалось, за что неистовый капельмейстер Кванц не раз дергал короля за косу… Здесь же был и английский посол в Берлине — сэр Митчелл, и глаза Фридриха с нотных листов косили на дипломата. Внимание к Митчеллу в эти дни должно быть удвоено, утроено. Пруссии важно одно: опередить Россию!