Нечистая сила [= У последней черты] - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 141

Давай бох по примеру жить расси

Оне укоризна страны

На примерь

нестожества

сей минут евит бох евленье

силу увидете рать силу небес победа

с вами и вас роспутин

После сложнейшей обработки текста с помощью словарей и психиатров дипломаты выяснили, что Распутин хотел сказать следующее: «Дай вам бог жить по примеру России, а не критикой нашей страны. Скоро бог явит силу. Французская армия победит».

– Сдайте в архив посольства, – велел Палеолог. – И уже пора заводить на Распутина досье…

В этом году за Гришкой установил пристальное наблюдение и российский Генштаб, анализируя его окружение, исследуя потаенные каналы его связей. Теперь Гришка был просвечен со всех сторон, словно вражеский дредноут, плывущий в гуле битвы под ослепительным блеском неприятельских прожекторов… Плыл в гибель!

* * *

В декабре военная мощь России стала замедлять ход, как усталый локомотив, из которого выпустили пар и воду. Военная игра в Киеве отрепетировала поражение Сухомлинова: воевать без патронов и снарядов нельзя – стой, армия! Зато, боже мой, как танцевала Малечка Кшесинская: тридцать два fouette подряд – без передышки… Читатель удивлен таким резким переходом от снарядного голода на фронте к балету, но я и сам удивлен не меньше. Дело в том, что артиллерией ведал великий князь Сергей Михайлович, точнее – Кшесинская, которая с ним сожительствовала (а заодно уж и с великим князем Андреем Владимировичем – менее чем с двумя «великими» не стоило ей и возиться!). Даже царица была возмущена. «Скоро ли Сергей будет смещен со своего поста? – писала она мужу. – Кшесинская опять в этом замешана – она вела себя, как m-me Сух., – брала взятки и вмешивалась в артиллерийское управление…» Сухомлинов, невзирая на ненависть, которую питал к нему главковерх, сидел на боевых доспехах нерушимо – как идол. Но царица (женщина неглупая) поняла: «В сущности, – писала она, – он там сидит также для того, чтобы спасти Кшесинскую и Сергея Михайловича…» Сухомлинов позвонил в главное артиллерийское управление и нарвался на генерала Кузьмина-Караваева, которому стал жаловаться, что на фронте пушкари «расснарядили» все арсеналы, а заводы не справляются с требованиями фронта. Подскажите, что нам делать? Ответ ученого генерала Кузьмина-Караваева можно было бы высечь на его надгробном памятнике.

– Заключайте мир, дураки! – отвечал он министру…

На что Сухомлинов дал ответ – из области анекдотов:

– Вот бы мою Катерину назначить к вам начальником: снарядов и патронов было бы у нас – хоть всю жизнь стреляй…

Артиллерия в один день войны пожирала 45 000 снарядов (только в обороне), а заводы давали в день самое большее 13 000 снарядов. Скоро навалилась новая беда: нет винтовок, а у кого есть винтовка, нет патронов. Янушкевич докладывал министру из Ставки: «Волосы дыбом при мысли, что по недостатку патронов и винтовок придется покориться Вильгельму… Много людей без сапог отмораживают ноги… Там, где перебиты офицеры, начались массовые сдачи в плен». На фронт срочно отъехала жена Сухомлинова с «царскими подарками», в раздаче которых ей доблестно помогал патриотически настроенный Манташев… Сухомлинов рассказывал Николаю II:

– Жена, государь, честно скажу, взбодрила меня. Сейчас врачи уложили ее в постель, но она снова рвется на фронт… вместе с патриотом Манташевым! Теперь очередь за «теплыми подарками». Катерина в восторге ото всего, что ей показали на фронте…

Ставка ему сообщала, что 900 000 мобилизованных (почти миллион человек!) сидят в бараках на казенной каше, но отправить на фронт их нельзя, ибо не во что обмундировать; запасных отправляли на передовую в гражданской одежде, прикрыв ее сверху шинелями, ратники ехали с палками – ехали под германские пулеметы.

К министру явился гневно пыхтящий Родзянко.

– Владимир Александрыч, на фронте нечем стрелять.

– Патроны… просто жрут их! Но меры уже приняты.

Родзянко сказал – заранее продуманное:

– Мне кажется, общественность России будет приветствовать ваш добровольный уход в отставку.

– У нас все кипит, – отвечал Сухомлинов совсем непродуманно. – Как я могу оставить министерство в такой момент, когда все кипит? Вы посмотрите, что у меня на столе творится…

Шантеклер бодренько докладывал в Ставку: «Мое дамское начальство, на удивление всем, показывает пример энергии и кипучей деятельности. Вчера жена опять помчалась в Москву: чего-то здесь нельзя достать, ну и покатила…» От себя добавлю, что ее сопровождал миллионер Манташев, жертвующий для победы тысячу валенок. Пессимисты тогда говорили:

– Ну вот! Опять выяснилось, что мы были не готовы.

Оптимисты отвечали им – даже с бравадой:

– А что вы удивляетесь, машер? Быть неготовым – это же извечное состояние нашей империи… Вы только не волнуйтесь: еще годик-два-три, и, глядишь, все завертится как надо. Что вы? Или истории не знаете? Так было всегда. На этом мы и держимся!

* * *

Главная квартира Ставки – в Барановичах… В тупик железнодорожных путей загнали штабные вагоны; несколько бараков, шатер походной церкви, все ограждено высоченным забором. Две безбожно декольтированные дамы, неизвестно откуда свалившиеся, служили пикантным соусом к завтраку дяди Николаши. Сухой закон, зверюга страшный, рычал и здесь – главковерх ограничил себя бутылкой шартреза, да и ту не допил – на донышке осталось. Потом вместо утренней физзарядки было деловое битье морды полковнику и бравый энергичный «лещ» какому-то генерал-майору:

– Расстреливать за отступление! Ни шагу назад…

Кумир московской буржуазии, идеал мужчины в розовых сумерках первогильдийских спален, Николай Николаевич как полководец неинтересен, ибо работу за него проводили ученые генштабисты. Но его железная воля, «укрепленная» частым употреблением коньяков и морфия, помогала ему безжалостно задраивать пробоины фронта живым человеческим материалом. А германские самолеты, словно глумясь над людскими страданиями, забрасывали русских солдат почтовыми открытками. Каждая из них была разделена на две части. В левой части изображался подтянутый кайзер. С метром в руках он деловито измерял калибр германского снаряда. В правой части открытки был представлен стоящий на коленях унылый царь. С аршином в руках он измерял Гришке Распутину ту важную деталь, на которую с кровельными ножницами покушался Митька Блаженный… В Берлине решили использовать семейную распрю Романовых – борьбу между дядей и племянником за должность главнокомандующего. На русских солдат хлынул с неба ливень немецких листовок:

«СОЛДАТЫ. В самых трудных минутах своей жизни обращается к вам, солдатам, ваш царь.

Возникла сия несчастная война против воли моей: она вызвана интригами великого князя Николая Николаевича… я не согласился бы на объявление войны, зная наперед ее печальный исход для матушки-России…

Солдаты! Отказывайтесь повиноваться вашим вероломным генералам, обращайте оружие на всех, кто угрожает жизни и свободе вашего царя, безопасности и прочности дорогой Родины.