Крейсера - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 39

Панафидин в этот вечер решил выпить «как следует».

— Ван‑Сю! — подозвал он официанта. — Сегодня ты у меня не останешься без дела. Ну‑ка, начинай подавать с таким же успехом, с каким элеваторы подают снаряды к пушкам…

Пито было «как следует», и затем оказалось очень трудно реставрировать в памяти подробности. Он забыл ресторан с Ни‑ниной‑Петипа, забыл и Ван‑Сю, но помнил себя уже на улице. Улица была почему‑то очень смешная. И самым смешным на этой улице был, наверное, он сам. Потом словно из желтого тумана выплыла гигантская фигура матроса, и Панафидин узнал его:

— А‑а, опять ты… Никорай‑никорай‑никорай… Панафидин рухнул в объятия Николая Шаламова, и комендор подхватил его, как ребенка, почти нежно гудя над ним:

— Ваше благородие, да вы меня… да я за вас! Ей‑ей, и маменька наказывала, чтобы я… Держитесь крепше! На крейсер в самом лучшем виде… приходи, кума, любоваться!

Шаламов дотащил Панафидина до пристани, бережно, как драгоценную вазу, передал его на дежурный катер.

— Осторожнее, братцы, — внушал он гребцам. — Это золотой человек, только пить ишо не научился как следоваит…

У трапа «Рюрика» мичмана приняли фалрепные, они отнесли его «прах» до каюты, там вестовые уложили в постель:

— Ничего… С кем не бывает? Конешно, обидели человека. В самом деле, с этими орденами — только начни их собирать, так жизни не возрадуешься. Сколько из‑за них хороших людей пропало! У нас‑то еще ничего, ордена не шире блюдечка. А вот у шаха персидского, мне кум сказывал, есть такие — с тарелку! Ежели их все на себя навесить, так сразу горбатым станешь… Панафидин крепко спал. А на почте Владивостока его ждало письмо из Ревеля, где адмирал Зиновий Рожественский спешно формировал 2‑ю Тихоокеанскую эскадру.

* * *

Он проснулся в три часа ночи, догадываясь, что до койки добрался не сам и раздевали его чужие руки. С переборки каюты на мичмана сурово взирал Джузеппе Верди, которого многие принимали за писателя Тургенева, с другой фотографии смотрел профессор Вержбилович, играющий на виолончели, и когда‑то он был настолько добр, что внизу фотографии оставил трогательную надпись: «Моему ученику. С надеждой…»

Мичман добежал до раковины, его бурно вырвало.

— Какие тут надежды? Тьфу ты, господи…

«Рюрик» спал. Только из кают‑компании сочилась в офицерский коридор слабая полоска света да бренчала ложечка в стакане. Это баловался чайком старейший человек на крейсере — шкипер Анисимов в ранге титулярного советника.

Он угостил мичмана крепко заваренным чаем.

— Ну что, милый? Подгуляли вчера?

— Да. Ничего не помню.

— Бывает. Кто из нас с чертями дружбы не вел? Вот я, к примеру. Еще молодым матросом, в царствование Николая Первого, однажды так закрутил в Марселе, что тоже память отшибло. Очнулся уже на доске, а меня секут, а меня секут…

Панафидин «опохмелялся» чаем. Над головами собеседников покачивалась клетка со спящими птицами.

— Василий Федорович, сколько же вам лет?

— Семьдесят второй, а что?

— Да нет, ничего. Я так…

Конечно, странно было видеть за столом кают‑компании боевого крейсера ветхого титулярного советника, который выслужился из матросов и дождался уже правнуков.

— Василий Федорович, а служить вам не скушно?

— Тут за день так намордуешься с палубным хозяйством, что не знаешь потом, как ноги до койки дотянуть… До скуки ли? Одно плохо — бессонница. Николай Петрович Солуха давал мне какие‑то капельки, да все не спится…

От разговора людей потревожились в клетке птицы.

— Василий Федорович, можно спросить вас?

— Ради бога, о чем угодно.

— А вы не обидитесь на глупость вопроса?

— Что ж на глупость‑то обижаться? Спрашивайте.

— Мы люди… у нас долг, присяга, — сказал Панафидин. — Но, случись страшный бой в океане, вдали от берегов, наш крейсер затонет, а что же станется с нашими птичками?

Шкипер подсыпал в чай казенного сахарку.

— Клетку откроем, они и разлетятся.

— Куда?

— Это ихнее дело, мичман. Не наше, не человечье…

«Птицы разлетятся, а — мы? Куда денемся мы, люд и?»

Анисимов поднялся и оторвал листок календаря:

— Время‑то как летит, господи… не успеваешь опомниться. Давно ли во льдах стояли, а уже июнь… Ну ладно. Пойду. Может, и удастся вздремнуть до побудки. Душно что‑то!..

Итак, читатель, мы в грозовом июне 1904 года.

* * *

Золотой запас России в десять раз превышал японский, и Страна восходящего солнца всю войну тревожно озиралась по сторонам: кто бы ей одолжил? Если бы не щедрость банкиров Сити, придвинувших свою кормушку к самурайскому рылу, Япония не продержалась бы и полугода… К июню 1904 года валютный запас Токио был исчерпан, а пароход «Корея» американской компании «Пасифик Мэйль», таящий в себе миллионы долларов очередного займа, не шел на помощь, ибо американцы боялись фрахтов «на тот свет». Людские ресурсы Японии тоже подходили к концу: в армию рекрутировали молодежь призыва 1906 года, под знамена истрепанных дивизий Куроки, Ноги и Ояма возвращали пожилых солдат запаса. Все труднее стало поднимать солдат в атаки. Случаи неповиновения участились, а за это тюрьма, да еще какая! Порою на фронте творились странные дела: из японских окопов слышались призывы по‑русски:

— Идите скорее… офицеры ушли! Нас мало…

Иногда японец бросал свою «арисаку» с патронами:

— Вот и все! Я никогда не хотел воевать с вами…

Эти настроения подкреплялись рукопожатием, которым на Международном конгрессе Второго Интернационала обменялись два человека: Сен Катаяма, представлявший рабочий класс Японии, и Плеханов, представитель русского пролетариата… В Токио предчуяли кризис (военный, финансовый, политический), а может быть, даже и полное поражение. Летом Япония уже начала зондировать почву для заключения мира. Через побочные каналы дипломатии, текущие близ главного русла международной политики, нашему министру Витте было предложено встретиться где‑либо на европейском курорте с японскими представителями и начать переговоры о мире еще до… падения Порт‑Артура! При этом японские дипломаты угрожали, что потом условия переговоров будут иные, более жесткие, более оскорбительные для чести Российской империи.

Именно в июне подняла шум японская пресса: «Нельзя не восхищаться подвигами русских моряков! — писали в газетах Токио. — Особенно превосходно поступила эскадра (отряд, скажем точнее) владивостокских крейсеров с нашими транспортами, дав полную возможность спасения невоюющим людям, тогда как она (эскадра) имела полное право пустить на дно все наши корабли с военным флагом на мачтах…» На последний визит крейсеров Безобразова к Цусиме, на их беспримерный отход без потерь к Владивостоку газеты Токио отвечали упреками лично Камимуре: «Какая низкая комедия! Офицеры в портах уже заготовили шампанское в уверенности, что Камимура победит. Но шампанское осталось нераскупоренным… Мы от имени всего японского народа требуем, чтобы правительство сделало самое серьезное замечание эскадре Камимуры!»