Фаворит. Том 2. Его Таврида - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 147

– Кавалерии взять ретрашемент… Вперед!

Громадное поле битвы являло картину всеобщего разрушения, убегавшие турки швыряли зажженные фитили в пороховые фуры, которые и взрывались с яростным треском, калеча лошадей и всадников, раненые ползли к реке, кавалерия в беспощадном наскоке раскалывала им копытами черепа, ломала руки и ноги – вперед, чудо-богатыри! (Суворов живописал Потемкину: «Погода была приятная. Солнечные лучи сияли во весь сей день, оно было близ его захождения…»)

Тысячи турок бросались в Рымник и тонули, громадные гурты скота, увлеченные общей паникой, тоже ломились в реку, находя в ней смерть, течение легко перевертывало фуры и телеги, а кавалерия – рубила, рубила, рубила. Еще утром у визиря было 100 тысяч войска!

Юсуф-Коджа успел переехать через мост:

– Разрушьте его! Пусть все трусливые потонут…

Трофейные бунчуки валялись грудами, как палки. Среди взятых пушек очень много было и пушек австрийских.

– Отдайте их цесарцам, – велел Суворов, – они сдали их туркам под Белградом, так пусть заберут обратно. Мы себе еще много пушек достанем, а им-то где взять?

В шатре великого визиря, расшитом изнутри золотом, повстречались Суворов и принц Кобургский.

– В сочетании с вашим именем и мое имя станет отныне бессмертным, – сказал принц Кобургский. – За эту битву при Рымнике я обрету жезл фельдмаршала. А… вы?

– Сие не от меня зависит, – пояснил Суворов.

– НО от заслуг ваших! Позвольте мне и впредь всюду именовать себя: принц Фридрих Иосия Кобург-Заальфельдский, герцог Кобургский – ученик великого Суворова…

* * *

Потемкин восхищенно писал Суворову: «Объемлю тебя лобызанием искренним и крупными слезами свидетельствую свою благодарность. Ты во мне возбуждаешь желание иметь тебя повсеместно». Политика Австрии – после Фокшан и Рымника – невольно укрепилась, император Иосиф II возвел Суворова в титул графа Священной Римской империи, Екатерина сделала полководца графом империи Российской с наименованием – РЫМНИКСКИЙ.

Суворов был доволен, все его поздравляли, но, кажется, он рассчитывал получить иное – фельдмаршальство!

Пушки Петропавловской крепости исполнили торжественную «увертюру» в честь побед Суворова, но Булгаков, заточенный в Эди-Куле, слышал выстрелы пушек из Топхане: там отрубали головы воинам, бежавшим с поля битвы у Рымника.

Лязгнули запоры тюремные – Булгаков поднялся.

– Вы свободны, – объявили ему с поклоном.

– Кто победил? – спросил посол.

– Вы победили.

– Не сомневаюсь. Но я хочу знать имя.

– Топал-паша – Суворов…

В воротах тюрьмы его ожидала карета. Кавасы захлопнули дверцы, лошади тронули вдоль берега моря, за Голубой мечетью возникли купола Айя-Софии, но Булгаков ошибся, думая, что его везут в Топ-капу. Справа, на другой стороне Золотого Рога, осталась Галата, населенная бедняками, карета вкатила в квартал Фанар, где жили потомки древних византийцев, ныне фанариотов и драгоманов, служащих султану, и лошади остановились возле Эйюб-хане. В садовом киоске его встретила прелестная Эсмэ, которая откинула с лица прозрачный яшмак и приветливо улыбнулась. Яков Иванович поклонился султанше, высказав ей свою благодарность:

– За те фрукты, которые вы так любезно мне присылали.

Булгакова ожидал разговор с ее мужем Кучук-Гуссейном, который сказал, что сейчас многое изменилось:

– Я не скрою от вас, что в это лето Суворов ополчился противу нас с таким гневом, что мы дважды изнемогли в борьбе с ним – при Фокшанах и Рымнике. Впрочем, так угодно Аллаху.

В груди Булгакова радостно стучало сердце.

– Но Измаил вам не взять, – твердо произнес Кучук.

– Да, – улыбнулась Эсмэ, – Измаил неприступен.

Ее длинные ресницы были загнуты и подкрашены.

– Но, – продолжил капудан-паша, – венский император уже просил у нас перемирия, озабоченный невзгодами в Брабанте и Мадьярии, а ваш принц Потемкин вступил в переписку с Эски-Гасаном, который сидит в Измаиле так же нерушимо, как я сижу перед вами. Нам уже нет смысла томить вас в Эди-Куле…

825 дней заточения кончились. Булгаков сказал:

– Передайте его величеству, вашему султану, что я крайне благодарен ему за те удобства, которые он создал для меня в Эди-Куле, за эти двадцать семь месяцев пользования вашим тюремным гостеприимством я успел перевести двадцать семь томов любопытнейших книг… Так куда же мне теперь?

– Корабль под парусами. Вас желает увидеть в Вене Кауниц, и потому вы будете доставлены сначала в Триест…

Кауниц не сразу принял Булгакова. Опасаясь чумной заразы и микробов турецкой тюрьмы, Булгакова заточили в карантине. Правда, из Петербурга настояли, чтобы срок карантинного сидения был сокращен: нельзя же человека, который измучился в тюрьме, мучить еще и далее. Яков Иванович прибыл сначала в Москву, обитель детства и первой учености. Поклонясь из кареты университету Московскому, дипломат велел кучеру везти себя на квартиру акушера Шумлянского.

Здесь его никак не ожидала Екатерина Любимовна.

– Счастливы ли вы, сударыня? – спросил он ее.

– Многого теперь лишена, я приобрела многое другое.

– Я не осмелюсь упрекать вас ни в чем. Мне бы хотелось только взглянуть на детей своих. Позволите?..

Приласкав сыновей, Булгаков выехал в Петербург и был сразу же принят в Зимнем дворце императрицей:

– Бог знает, как я хотела выручить тебя, Яков Иваныч, из Эди-Куля турецкого, но никаких способов к тому не сыскала. – Она позвонила в колокольчик, велела звать лейб-медика Блока. – Иван Леонтьевич, – сказала она врачу, – мне нужен очень здоровый посол для Варшавы, так будь любезен – полечи господина Булгакова, чтобы он не ослабел в предстоящих схватках с маркизом Луккезини, этим змием прусским…

Яков Иванович, наслаждаясь свободой, с аппетитом завтракал по утрам у Вольфа и Беранже.

* * *

Несмотря на близость фронта, Петербург – сердце под ногтем мизинца! (по выражению Дидро) – продолжал хорошеть, справлял свадьбы, был переполнен всяческими соблазнами.

Открыли магазин и Вольф и Беранже

И продают уж там и пунш, и бланманже,

И лед, и шоколад, бисквиты и конфеты.

Прислужники под рост с приличием одеты,

Везде фарфор, стекло, резьба и зеркала,

Се – храм, что грация в жилище избрала…

Итак, да здравствует и Беранже и Вольф,

И кафе Шинуа на множество годов.

Близнецы Курносовы, Петр да Павел, пользуясь одеждой и харчами казенными, достигали лет совершенства. Сидя взаперти дортуаров Морского корпуса, щами да кашами сытые, давно мечтали вкусить сладенького, а липовый сбитень с медом уже никак не удовлетворял их.