Кровь, слезы и лавры. Исторические миниатюры - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 153

– Замерз, Сережа? – говорила она. – Ну, садись к камину, погрейся. Только не мешай мне с людьми разговаривать.

Разморясь в тепле, под говор докладчиков, которых выслушивала Екатерина, мальчик иногда засыпал в её креслах, дремотно познавая базарные цены на дрова, треску или сено, что замышляет Австрия или о чем думают в Англии. Если кто из сановников спрашивал о ребенке, императрица поясняла:

– Пусть спит. Будет офицером полка лейб-гвардии Преображенской… В полку-то ему лучше, нежели при мачехе. Он у меня в библиотеке Буало и Вольтера смакует.

– Сам-то из каких будет?

– Воронежский. Из дворян Мариных…

Марины завелись на Руси от итальянского архитектора Марини, приехавшего в Москву со знаменитым зодчим Альберти Фиораванти, прозванного русским “Аристотелем”. В глубокой давности Марины служили России мечом, отливали колокола и пушки, при Иване Грозном были “розмыслами” – инженерами. Сергей Никифорович Марин (наш герой) родился в Воронеже, где окончил народное училище. Отец, женившись вторично, сдал сына в военную службу, уповая на то, что под знаменами гвардии не пропадет. Это правда: отнеся “рапортичку” императрице, отрок весь день оставался свободен, отдаваясь любимой словесности и чтениям французских классиков. Отправляя сына в столицу, отец дал ему крепостного парикмахера Игнашку, который не только завивал букли своему барчуку, но и почасту пропадал в трактирах столицы. Сережа Марин не раз вызволял своего холопа из пьянственного угара, стыдил его:

– И не совестно тебе мои же деньги пропивать?

Игнашка плелся следом за ним, оправдываясь:

– А я, сударь, не все пропил! На самую остатнюю копейку пирожок купил твоей милости… Не побрезгай, иначе, гляди, я сам его съем за милую душу!

Но однажды из пирожка отрок зубами вытянул крысиный хвост и стал бранить Игнашку, на что тот резонно ответствовал:

– Эва, сердитый какой! Так за копейку не с брильянтами же пироги продают, а ты хвоста мышиного испугался… Ешь! Я для свово барина жизни не пожалею…

Марину исполнилось двадцать лет, когда на престол вступил Павел I, и гатчинские порядки, взлелеянные палкою Аракчеева, стали прививать к русской гвардии. Сергей Марин, сам гвардеец, живо отозвался на эти перемены колючими стихами:

Ахти-ахти-ахти – попался я впросак!

Из хвата-егеря я сделался пруссак.

И каску променяв на шляпу треугольну,

Веду теперь я жизнь и скучну и невольну…

В конце 1797 года Марин стал портупей-прапорщиком, а сие значило, что он еще не офицер, хотя при оружии и носил темляк офицерский. К тому времени он уже обрел крамольную славу “карманного” стихотворца, никак не подвластного ни цензуре, ни даже критике.

– Мои стихи, слава Богу, не станут пачкать типографскою краскою, – похвалялся он тем, что его не печатают. – Их купят в лавочке для разных там потреб, в них завернут селедку, сыр иль хлеб… Опять же с пользою для читателей!

Не помышляя видеть свои стихи в журналах, Марин пользовался известностью в обществе. Всегда неунывающий, красивый, брызжущий острословием, он был душою военного и светского Петербурга; молодежь ходила за ним по пятам, чтобы услышать едкое словцо, в салонах повторяли его каламбуры. Что с того, если человек еще жив? Марин слагал эпитафии и на живых:

Прохожий, не тужи, что Сукин наш скончался.

Не ядом опился – уставом зачитался.

В сем месте положен наш бравый капитан.

Не мраморы над ним, а пуншевый стакан.

Прохожий, вздохни: Евгенья тут зарыли.

Он умер оттого, что фрак не так скроили.

Под камнем сим лежит известный скоморох:

Над ним висит пузырь, а в пузыре – горох.

Прохожий, подивись, как все превратно в мире:

Рожденный во дворце, скончался он в трактире.

Последняя “эпитафия” – на принца Густава Бирона, который, потеряв надежду на престол в Курляндии, спился по кабакам. Не забыт Мариным и его куафер Игнашка:

Игнашку, чтоб зарыть, немного хлопотали:

Накрыли фартуком да пудрой заметали.

А чтобы знали все, кого сразил здесь рок,

То в кучу пудрену воткнули гребешок…

Все было бы хорошо, но однажды, маршируя на вахтпараде со знаменем в руках, Марин нечаянно сбился с ноги, чем и вызвал бешеный гнев в императоре Павле I:

– Кто бы ни был – в рядовые его! – последовал приказ…

Марин стал солдатом, и жестокой сатирой досыта наиздевался над императором. Мало того, он сознательно будоражил недовольство в столице, высмеивал увлечение солдафонством, как бы предвосхищая грибоедовского Скалозуба, который даже Буало считал в чине майора и любил —

На балах женщинам о службе говорить,

И чтоб понравиться им хваткою начальной,

Читает наизусть им список формулярный.

Солдату же Марину послужной список уже испортили:

– Мой формуляр царь затянул в солдатские лямки…

Но однажды Марин нес караул в Зимнем дворце и столь лихо проделал ружьем артикул, что Павел I в восторге сказал своему сыну – наследнику Александру:

– Гляди, какой молодец! Кто таков?

– Разжалованный портупей-прапорщик.

– Так жалую его в прапорщики, – отвечал император…

А еще через год Марин стал подпоручиком. Тогда начиналась война с Францией, и поэту, как и всем молодым офицерам, хотелось состоять в армии Суворова, но пришлось остаться в столице, воспевая бранные подвиги полководца:

Искусства ратного Суворов госп – 1

В Италию вступил ногою лишь е – 2

Разбил французов вне и замешал вну – 3.

В Париже будем мы, как дважды два – 4.

В заговоре против Павла I немало помогли и “карманные” стихи Марина, ходившие по рукам, как листовки, выражавшие гневный протест гатчинскому режиму. Павел I чувствовал, что ему готовят конец, в своем Михайловском замке он окружил себя верными гатчинцами, которым обещал:

– За охрану моей священной особы каждый из вас, голытьба несчастная, получит пятнадцать десятин земли в губернии Саратовской, дам вам душ – заживете барами!

Особым доверием Павла I пользовался и батальон преображенцев, которых он осыпал любезностями и наградами. В ночь с 11 на 12 апреля 1801 года Сергей Марин возглавил внутренний караул в Михайловском замке, составленный как раз из ветеранов этого батальона… Он честно предупредил солдат:

– Ребята! Если эта гатчинская сволочь решится супротив нас идти, берем их в штыки – и дело с концом…

Заговорщики уже проломились в спальню императора. Со второго этажа в караульню скатился раненый, взывая:

– Помогите! Там нашего государя кончают…