На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 84

— Акушерку, госпожу Корево, знаете, князь, конечно?

— Видывал.

— Шлюха она! — сказал Дремлюга конкретно…

— А вы, капитан, разве имеете к тому основания?

— Имею! Вчера Борисяк, после встречи с вами, подал просьбу о свидании со своей невестой… Эта невеста и есть Корево!

— Так, — зажмурился князь. — Невеста еще не шлюха, капитан.

— Видали мы таких «невест», ваше сиятельство. Просто им нужна связь. А об этой Корево нехорошие слухи ходят…

Мышецкий все понял: Борисяку нужна связь с миром, политические всегда нуждаются в подобных «невестах». И он внушил жандарму:

— По закону отказать в свидании Борисяку не имеете права. А я, господин капитан, спешу вам выговорить свое предельное недовольство и… Вот, можете прочесть сию слезницу!

Дремлюга притянул к себе листовку под названием «Плач святого Иисуса Христа по Народу Русскому» (Издание патриотическое).

— Выходит, — сказал, — наши активуи второй станок завели?

— А может быть… первый? — обозлился Мышецкий. — Не забирать же мне этот станок из вашего «приказа» к себе на «воеводство»!

Дремлюга расстегнул мундир, полез во внутренний карман. Шарил там пальцами, шарил… Словно деньги тайком пересчитывал.

— Во! — сказал, вынимая. — Христов плач — дело темное. А вы, князь, сюда гляньте… Во где! Хоть игрушки в магазинах ломай!

Мышецкий читал листовку. Дремлюга тем временем улыбался в своей дремучей, как Брянский лес, душе. Пусть ищут станок! Никто не догадается в жандармерию заглянуть да посветить по углам…

— Все игрушечные типографии, — доложил капитан, — уже сняты мною с прилавков. А лавочников предупредил об ответственности!

— Я вам — про бузину на огороде, а вы мне — про дядьку в Киеве! Вы же сами понимаете, что я говорю о станке печатном…

— Трудненько будет сыскать, — горестно задумался Дремлюга. — Активуи наши стали осторожничать… Таятся…

— Однако — надо, ибо эта пропаганда погрома весьма опасна для спокойствия губернии. Вам кажется не так? Иль князь трусит?

— Вы, конечно, правы, ваше сиятельство… будем искать!

А после Дремлюги явилась в присутствие госпожа Корево.

— Да, да, сударыня! — опередил ее просьбу Мышецкий. — Я уже все знаю, извещен… Но прежде мне хотелось бы извиниться перед вами за ту сцену, случайной свидетельницей которой вы стали…

Он запнулся. Впрочем, в таких случаях всегда выручает честность. И он честно поведал женщине о своей поездке в Большие Малинки, об аренде, которую просят мужики, о минутной слабости, которая извинительна любому одинокому мужчине…

— Что же касается вашего свидания с арестованным господином Борисяком, то свидание вам разрешено.

Корево поблагодарила его легким поклоном. Сергей Яковлевич проводил акушерку до дверей кабинета, потом переступил порог — и провел через всю канцелярию. Довольный собой, вернулся обратно, и к нему просунулся Огурцов, уже сильно косоватый, но вполне еще приличный.

— Князь! — сказал. — А как вы к дуэлям относитесь?

— Еще чего не хватало!

— Вернулся Иконников-младший. Сейчас видели — ехал с вокзала, чин по чину! Одних чемоданов — с дюжину!

— Глупости! — сорванно крикнул Мышецкий. — Чтобы я, столбовой княжич, дрался с каким-то навощенным купчишкой?.. — Долго блуждал вдоль стен кабинета, остановился, поводил в растерянности пальцем по столу. — Он приехал… один?

— Ехал вместе с Ениколоповым, старым своим приятелем…

«Замечательно!» Сейчас, среди всеобщей сумятицы, когда он живет на притыке у своего шурина, Алиса со всеми ее дрязгами, со всем ее мещанским узколобием — была бы лишней, она бы только мешала ему… «Да и зачем мне все это? Боже, не надо мне ничего!»

Встреча произошла там, где могут встретиться люди самых разных взглядов, даже закоснелые враги, и никто их там не оградит от свидания. Вот и князь-губернатор встретился с Иконниковым (приятно это или неприятно) в ресторане «Аквариум».

Отдадим же должное этим двум истинно российским джентльменам: ни Иконников, ни сам Мышецкий ни разу даже не упомянули имени Алисы Готлибовны, как будто этой женщины между ними никогда и не существовало. Геннадий Лукич за последний год потерял в своем облике юношескую угловатость, сделался степенным и положительным. Даже движения его приобрели законченную мужскую властность, жест руки был упруг и резок. Голос звучал по-прежнему — свежо…

Для начала поговорили о сезоне в Ницце; автономии университетов, как отрадного явления в русской жизни, тоже коснулись. Потом Иконников-младший, будучи малым неглупым, все расставил по местам одной лишь фразой.

— А вас видели с Ивонной Бурже, князь, — сказал он.

И за этой фразой угадывалась какая-то неприличная сделка: мол, вас видели с Бурже, а меня могли встретить и с Алисой — квиты!

— Да, — отозвался Мышецкий рассеянно, — где она сейчас?

— Вы не следите за светской хроникой, князь («До нее ли?» — хмыкнул Мышецкий). Ивонна купила в Швеции яхту. Чудо! Одно пианино чего стоит… Белые клавиши из перламутра, а черные из панциря черепахи. Сейчас отбыла на Мальту. Говорят, великий князь Владимирович здорово обогатил ее. Обсыпал, как Данаю!

— Дай ей бог счастья, — уныло отозвался Мышецкий. Потом, подумав, спросил: — Геннадий Лукич, я иногда недоумеваю: вот вы, купец первой гильдии, человек, несомненно, коммерческой жилки, скажите… Зачем вам три университета, включая и Сорбонну, к чему Миланский институт, знания врача? Ведь, не дай бог, помри завтра ваш батюшка, вы ведь никогда не бросите чайное дело?

— Даже подниму. Еще выше, — ответил Иконников. — Но, знали бы вы, князь, как бывало мне смолоду обидно, когда люди удостаивали меня своим сиятельным знакомством лишь по той причине, что я богат! Как было высвободиться из рамы презираемого сословия, чтобы стать самостоятельным портретом? Только один путь — совершенствование своей скромной купеческой особы… Да, я останусь в купеческой гильдии, но я стану выше дворянской герольдии! Мы ведь, купцы, умеем… желать невозможного!

— И я вас хорошо понял, — сказал ему Мышецкий.

Затем, разговаривая о политике, Сергей Яковлевич с удивлением обнаружил, что Иконников мыслит почти одинаковыми с ним категориями. Нечаянно обнаруживалось родство идей и стремлений…

— Дума, конечно, дрянь, — говорил Иконников, кривя губы. — Но нам, образованным людям, мне думается, надобно не отвращаться от нее. А, наоборот, стремиться попасть на трибуну этой думы. И выговорить перед правительством, сплошь состоящим из евнухов, все назревшие нужды нашей изъявленной общественности.

— И вы прибыли в Уренск… — перебил его Мышецкий.

— Да, князь! Не буду скрывать. С тем и прибыл в Уренск, чтобы добиться своего избрания в думу. Мне это необходимо не ради юбилеев, не ради некролога. Но едино лишь ради убежденности в своих возможностях. Духа и сердца! Можете не сомневаться, князь…