Хроника времен Карла IX - читать онлайн книгу. Автор: Проспер Мериме cтр.№ 16

— Кстати, она непременно там будет. Если ты хочешь записаться в число искателей, не забудь, уходя с проповеди, занять место у входных дверей и подать ей святой воды. Вот тоже один из очень приятных обрядов католической религии. Боже мой, сколько хорошеньких ручек я пожимал, сколько любовных записочек передал, подавая святую воду!

— Не знаю сам почему, но эта святая вода вызывает во мне такое отвращение, что, кажется, ни за что на свете не окунул бы я в нее пальца.

Капитан прервал его взрывом смеха. Братья надели плащи и пошли в церковь Святого Якова, где уже собралось многочисленное и высокое общество.

В глотке широк, — отхватить ли часы, отмахать ли обедню, отжарить ли всенощную; говоря вообще, одним словом: настоящий монах, какой только бывал когда-либо с тех пор, как монашествующий мир монашил монашевщиной.

Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, I, 27

Когда капитан Жорж со своим братом проходили через церковь, ища удобное место поближе к проповеднику, внимание их привлекли взрывы хохота, доносившегося из ризницы; они зашли туда и увидели толстого человека с веселым и румяным лицом, одетого в платье святого Франциска, в оживленной беседе с полудюжиной богато одетых молодых людей.

— Ну, дети мои, — говорил он, — поторапливайтесь: дамам не терпится; задайте мне тему.

— Скажите нам о том, какие проделки выкидывают эти дамы со своими мужьями, — сказал один из молодых людей, в котором Жорж сейчас же узнал Бевиля.

— Тема богатая, мой мальчик, согласен; но что же я тут могу сказать после проповеди Понтуазского проповедника? «Сейчас я запущу своей камилавкой в голову той, что больше всех наставила рогов своему мужу». При этом все женщины в церкви закрыли головы рукой или покрывалом, чтобы защититься от удара.

— О отец Любен, — сказал другой, — я только ради вас пришел на проповедь; расскажите нам сегодня что-нибудь веселенькое. Поговорите немного о любви, теперь этот грех очень в моде.

— В моде? Да, у вас, господа, которым всего двадцать пять лет, в моде. Но мне уже за пятьдесят. В мои годы нельзя уже говорить о любви. Я даже позабыл, какой это такой грех-то.

— Не ломайтесь, отец Любен, вы и теперь, как и встарь, могли бы порассуждать на эту тему; мы вас знаем.

— Да, скажите проповедь насчет любострастия, — прибавил Бевиль, — все дамы найдут, что эта тема так и брызжет из вас.

Монах в ответ на эту шутку подмигнул, и в глазах у него сквозили гордость и удовольствие, что его упрекают в пороке, свойственном людям молодым.

— Нет, об этом я не буду говорить в проповеди, а то все придворные красавицы не захотят больше ходить ко мне на исповедь, если я в этом отношении покажу себя слишком строгим; а по совести говоря, если бы я коснулся этого, то лишь для того, чтобы показать, как обрекают себя на вечную муку… ради чего?.. ради минутного наслаждения.

— Ну так как же… Ах, вот и капитан! Скорее, Жорж, дайте нам тему для проповеди! Отец Любен взялся сказать проповедь на любую тему, какую мы ему зададим.

— Верно, — подтвердил монах, — поспешите, черт меня подери, я уже давно должен был бы быть на кафедре.

— Чума меня заешь, отец Любен, вы чертыхаетесь не хуже короля! — воскликнул капитан.

— Держу пари, что в проповеди он не обойдется без крепкой клятвы! — сказал Бевиль.

— А почему и нет, если захочется? — отважно возразил отец Любен.

— Ставлю десять пистолей, что у вас не хватит смелости.

— Десять пистолей? По рукам!

— Бевиль, — сказал капитан, — я с тобой в половине.

— Нет, нет, — возразил тот, — я хочу один выиграть деньги с батюшки; а если он побожится, черт возьми, мне не жалко моих десяти пистолей; крепкое словцо в проповеди стоит таких денег.

— А я вам объявляю, что я уже выиграл, — сказал отец Любен, — я начну свою проповедь прямо тройной божбой. А, господа дворяне, вы думаете, что если у вас рапира на боку да перо на шляпе, так вы одни и умеете божиться? Мы еще посмотрим.

С этими словами он вышел из ризницы и в одну минуту был уже на кафедре. Тотчас же глубокое молчание воцарилось среди присутствующих.

Проповедник обвел глазами толпу, теснившуюся вокруг кафедры, как будто отыскивая того, с кем бился об заклад. И когда он увидел его прислонившимся к столбу прямо против него, он нахмурил брови, подбоченился и тоном рассерженного человека начал так:

— Дорогие братья! Силой, смертью, кровью…

Шепот удивления и негодования прервал проповедника или, вернее, наполнил преднамеренную паузу.

— …Господа нашего, — продолжал монах гнусавым, весьма благочестивым тоном, — мы спасены и избавлены от ада.

Общий взрыв смеха вторично прервал его. Бевиль вынул из-за пояса кошелек и потряс его напоказ перед проповедником, признаваясь, что проиграл.

— Итак, братья мои, — продолжал невозмутимо брат Любен, — вы довольны, не так ли? Мы спасены и избавлены от ада. Вот прекрасные слова! Вы думаете, теперь нам остается только сложить руки и радоваться? Мы расквитались с противным гееннским пламенем. Что касается огня чистилища, это все равно что ожог от свечки, который можно залечить мазью из дюжины обеден. Значит, будем пить, есть и ходить к девкам!

Ах, грешники закоренелые! Так вот на что вы рассчитываете! Ну так вот, брат Любен вам говорит, что вы считали без хозяина.

А вы, господа еретики, гугенотствующие гугеноты, вы воображаете, что Спаситель наш соизволил взойти на крест ради вашего спасения? Что за дурак! Ха-ха, как бы не так! Чтобы ради такой сволочи он стал проливать свою драгоценную кровь! Это значило бы, простите за выражение, метать бисер перед свиньями. Напротив того, Спаситель наш метал свиней к бисеру, ибо бисер жемчужный находится в море, а Господь Бог ввергнул две тысячи свиней в море {55} . «Et ecce impetu abiit lotus grex praeceps in mare» {56} . Счастливого пути, господа свиньи! Дай Бог, чтобы все еретики последовали той же дорожкой.

Здесь оратор прокашлялся и остановился на минуту, чтобы осмотреть публику и насладиться впечатлением, которое его красноречие производило на верующих. Он продолжал:

— Итак, господа гугеноты, обращайтесь, выказывайте усердие, не то… куда вы годитесь? Не спасены вы и от ада не избавлены. Итак, повернитесь спиной к вашим проповедям, и да здравствует обедня!

Вы, дорогие братья мои католики, вы уже потираете руки и пальчики облизываете при мысли о преддвериях рая. Откровенно говоря, братья мои, до него еще далеко от двора, где вы живете как в раю, — дальше (даже если прямиком идти), чем от Сен-Лазара до ворот Сен-Дени.