— Это ваше.
— Спасибо.
Кивнув на мешки, она поинтересовалась:
— Что это вы делаете?
— Помогаю отцу Морозову.
Валентина посмотрела на церковь.
— Это здешний батюшка?
— Да. Он беднякам раздает еду.
Она чувствовала, что Аркин продолжает смотреть на нее, не отрывая глаз.
— Мне нужно попасть на главную улицу. Может, мне лучше повернуть и пойти в обратную сторону? — спросила она шофера.
— Как хотите. Можете идти вперед, а можете вернуться обратно. — У нее вдруг возникло смутное чувство, что он говорил не о дороге, но Аркин указал ей за спину. — Главная улица там.
— Спасибо, — произнесла она и повернулась, чтобы уйти.
Он же поднял мешки и, держа их под мышками, пошел в церковь, не замечая, что из порванного мешка высыпается картофель. Дождавшись, пока Аркин скроется, Валентина собрала все рассыпавшиеся клубни и направилась следом в церковь. Войдя в холодный притвор, она увидела большие старинные деревянные двери, ведущие непосредственно в храм, но слева от нее находился короткий коридор, который оканчивался каменной лестницей, спиралью уходящей вниз. На верхней ее ступеньке лежала картофелина.
Валентина бесшумно пошла в подвал. Ступеньки привели ее в темное, похожее на пещеру подземное помещение со сводчатым потолком. В нос ударил сильный запах влажных камней. У дальней стены стоял стол, перед ним были расставлены рядами стулья. На них, спиной к Валентине, сидели несколько мужчин. Они чтото обсуждали.
— Все, что им нужно, — это разговоры. Сплошные разговоры и ничего больше. Сколько можно болтать попусту? — произнес один из них.
— Я тоже так думаю, Антон. Довольно слов. Настало время действовать.
— Хватит ныть, — раздался голос Аркина. — Мы все хотим не разговоров, а действий. Сегодня он собирается выступить перед нами с речью, вот тогда мы и узнаем, какие планы он… — Голос оборвался.
Шофер увидел Валентину. Остальные мужчины тут же обернулись, и девушка услышала недовольный ропот.
— У вас картошка рассыпалась, — сказала она и протянула клубни.
Сидевшие у стола осматривали ее, прикрывая лица шарфами. Валентина заметила, что мешки Аркина лежали на столе и из порванного, как из вспоротого брюха свиньи, вывалилось комковатое содержимое. Но под картошкой лежало чтото не похожее на клубень, чтото угловатое, завернутое в черную ткань. Аркин быстрыми шагами направился к ней.
— Милое дитя, позвольте, я возьму это.
Неожиданно раздавшийся голос шел откудато сверху. Валентина стремительно развернулась и увидела застывшую на лестнице черную фигуру.
— Спасибо, — почемуто пробормотала она и протянула картофель.
— Это отец Морозов, — сказал подошедший Аркин. — Что вы тут делаете? Я думал, вы ушли.
— Брат мой, — тепло произнес священник, скрашивая грубоватые нотки в голосе Аркина, — негоже так привечать гостью. — Он задумчиво, внимательно осмотрел ее лицо, поглаживая бороду, словно та должна была помочь ему принять решение. Священник был облачен в грубую черную рясу и высокую черную потертую шапку. На груди его, прямо под растрепанной бородой, висел латунный крест. — Кем бы вы ни были, дорогая моя, можете присоединиться к нам. Мы собрались здесь, чтобы помолиться за спасение государства нашего в эту лихую годину и испросить у Всевышнего наставления и мудрости.
Со стороны стола не было слышно ни звука, но Валентина спиной чувствовала, что за ней наблюдают. Лицо священника было испещрено морщинами, как старое яблоко, но она решила, что он вряд ли намного старше ее отца. Она улыбнулась ему, хотя щеки будто свело судорогой.
— Спасибо, но мне нужно идти. Я просто хотела отдать картошку.
Она и сама понимала, насколько глупо это звучит. Поэтому, когда священник отошел в сторону, освобождая ей дорогу, она опрометью взбежала по ступеням наверх. Мужчины, стоявшие вокруг жаровни, расступились, пропуская ее, и она, едва не срываясь на бег, направилась в конец улицы. Чувствуя устремленные в спину взгляды, она задумалась о том, кого ждали те люди, кто должен был сегодня выступить перед ними с речью и какие у него были планы.
Парадная дверь громко хлопнулась, заставив Валентину вздрогнуть. Порыв морозного воздуха, ворвавшись в дом, обдал холодом площадку второго этажа. Девушка остановилась, склонившись над балюстрадой, посмотрела вниз и увидела Йенса, который, не замечая ее, бросился к лестнице и стал, перешагивая через две ступеньки, стремительно подниматься. Свет газовых ламп опускался на его огненнорыжие волосы, словно привлеченный энергией этого человека. Рука его быстро перемещалась по перилам. Неужели он всегда так возвращается домой? Неужто жизнь настолько переполняет его?
— Здравствуйте, Йенс.
Инженер остановился и взглянул наверх. Едва он увидел ее, глаза его переменились. Он приоткрыл рот, будто собираясь чтото сказать, но так ничего и не сказал. Стремительно преодолев остаток лестницы, он подошел к ней и остановился в двух шагах. Чтото тревожило его. Она поняла это по тому, что он не подошел ближе. Глаза его бегали по ее лицу.
— Чтото случилось? — быстро спросил он.
— Нет, мне просто нужно поговорить с вами.
Он попрежнему внимательно рассматривал ее.
— Как вы здесь оказались? Нечасто у моей двери из воздуха возникают прекрасные феи.
Валентина рассмеялась, заметив, что он смотрит на ее рот.
— Меня пропустил ваш консьерж. Я сказала ему, что я — ваша двоюродная сестра.
Он улыбнулся, и движение его губ напомнило ей о том, как они танцевали на балу.
— И он поверил вам?
— Думаю, да, раз разрешил мне подождать вас здесь, в тепле, а не оставил мерзнуть на улице.
— Значит, он глупее, чем я думал.
— Почему?
— Потому что вы слишком красивы, чтобы быть моей сестрой, пусть даже двоюродной.
Эти слова застали ее врасплох. Сказав это, он не улыбнулся, а прошел к своей двери и отпер ее. Дом, где он жил, был старым, с лепными украшениями, причудливой барочной резьбой и вычурными карнизами, но все это давно обветшало, покрылось пылью и утратило былой блеск. Даже воздух здесь казался старым и какимто бархатистым, как будто за все долгие годы он прошел через легкие слишком многих людей. Валентине показалось очень милым, что человек столь передовых взглядов решил поселиться в таком старом доме.
Галантно придерживая дверь, он произнес:
— Не хотите ли войти?
Она покачала головой.
— Пожалуй, нет.
— Разумеется, — кивнул он. — Мы ведь не хотим поставить под сомнение вашу репутацию, верно?
Внешне он оставался вежливоспокоен, но глаза его так и искрились от затаенного смеха.