— Не знаю, — честно ответила я, — как
обстоятельства сложатся.
— Ты вроде бы замуж собиралась, — не выдержала
она, — что, там все разладилось?
Я сосредоточенно жевала бублик и делала вид, что не слышу.
— Надоела, значит, мужику, — притворно вздохнула
эта стерва, — зря, значит, целый год на него потратила. Другую он завел,
что ли, или просто так тебя выгнал? Ушла ты с одним чемоданом и вернулась с ним
же, сволочи все-таки мужики!
— Заткнись, — спокойно сказала я, дожевав
бублик, — заткнись и не говори, о чем не знаешь. И оставь Романа в покое.
— А что ты за него заступаешься? — она повысила
голос. — Он тебя — пинком под зад, а ты…
— Он в больнице! — рявкнула я. — В тяжелом
состоянии. В аварию попал!
Было очень интересно наблюдать за ее лицом. Сначала на нем
проступила радость, оттого что мне плохо. Потом она сообразила, что, если бы
Роман не попал в аварию, я не приперлась бы к ней жить. Стало быть, ей
полагалось расстраиваться вместе со мной и беспокоиться о Ромином здоровье, а
также усиленно желать ему скорейшего выздоровления и всяческих благ. Но желать
мне ничего хорошего она не могла по определению, поэтому застыла посреди кухни
в полной растерянности.
— Как же это случилось? — любопытство одержало
верх над растерянностью.
Я решила не рассказывать ей, как чудом избежала смерти, а то
она заболеет от разочарования, допила чай и вышла из кухни.
Собираясь в больницу и заглянув в сумочку, я вспомнила об
украденном кошельке и снова расстроилась. Однако у меня оставался бумажник с
Ромиными кредитными карточками. Теперь настал момент снять оттуда хоть немного
денег. Я приободрилась и вышла из дома, выпросив у племянника его ключи, потому
что собиралась вернуться поздно, и совершенно ни к чему мне еще ночью
сталкиваться с Алкой.
Каково же было мое удивление, когда в первом же попавшемся
банкомате Сбербанка мне выдали ответ, что счет владельца карточки в Сбербанке
составляет 0 рублей 00 копеек. Я очень удивилась, но отчего-то не выбросила
бесполезную карточку. Их в бумажнике Романа было всего три, так что я решила
попытать счастья в другом банкомате. Следующий на очереди был
«Балтонексимбанк», и там мне не могли ничего снять со счета, потому что счет
этот нулевой. И уже на подходе к больнице я увидела банкомат «Бета-банка» и
решилась проверить последнюю карточку. Мне выдали чек, на котором было
написано, что остаток денег составляет четыреста восемьдесят два рубля. И все.
Как говорится, иди и ни в чем себе не отказывай…
Прикинув, что в моем положении нельзя отмахиваться даже от
такой малости, я получила деньги и подсчитала в уме: тысяча от хозяйственных
денег, плюс эти четыреста восемьдесят два, плюс пятьсот пятьдесят долларов,
отложенных на подарок Роману, вот и вся моя наличность. На первое время хватит,
но только на первое время, да еще неизвестно, сколько потребуется на лечение
Романа. В этом месте я даже остановилась, потому что в голове всплыл вопрос: а
где, собственно, все деньги Романа? Что они у него были, я не сомневалась.
Роман хорошо зарабатывал, жили мы, конечно, не шикарно, но весьма прилично. Не
так давно он поменял машину, и отдыхать мы ездили в прошлом году в Испанию,
этой осенью тоже, кстати, собирались. Он сделал дорогой ремонт в квартире,
поменял кое-какую мебель. Я не знаю точно, сколько Роман зарабатывал, но
хватало на жизнь, да еще он говорил, что откладывает на квартиру, то есть со
временем собирался выкупить комнату у тетки. Кстати, что-то о ней ничего не
слышно, интересно, каким образом ей удалось попасть в квартиру? А возможно,
тете Аре и не нужно туда попадать, просто ей хотелось, чтобы я убралась из
квартиры. Что ж, она своего добилась…
Так куда же все-таки делись все деньги с карточек? Я достала
бумажник и тщательно его осмотрела. Может, это вообще не тот бумажник? Но ведь
мне дали его в больнице, врач сказал, что это вещь Романа. Да знаю я этот
бумажник, я сама его подарила Роману на прошлое Рождество! Вот и фотография
моя. Хорошо сохранилась, ничуть не обгорела.
Тут я осознала, что стою перед больницей в полной
задумчивости и пялюсь на собственную физиономию в бумажнике. Со снимка
улыбалась мне довольно симпатичная девица, но выглядела она какой-то… ну,
недалекой, что ли. Чувствовалось, что умные мысли редко посещают эту головку.
Так-так, это я о самой себе такого нелестного мнения. Но действительно, сейчас
я поглядела на снимок глазами постороннего человека, и создалось именно такое
впечатление. И вообще фотография не очень удачная, и непонятно, что такого
Роман в ней нашел.
Оленька улыбнулась мне, как старой знакомой. В палате
реанимации тихо, на соседней койке никого не было. Я отдала традиционную
коробку с пирожными, и Оля обрадовано ускакала пить чай, взяв с меня слово, что
я не спущу глаз с Романа и приборов.
Я села в изголовье кровати.
Рядом со мной лежала та же безжизненная мумия — плотно
запеленатая бинтами, опутанная проводами и трубками, неподвижная. Змеились
синусоиды на голубых экранах приборов, медленно поднимался и опускался
ребристый белый поршень. Казалось, что жизнь ушла из этого туго забинтованного
человека и переместилась во все окружающие его приборы, которые похитили его
душу и теперь живут вместо него своей собственной загадочной, жутковатой
жизнью… Неужели так теперь будет всегда?
Я вспомнила замечательный испанский фильм, который мы с
Романом видели незадолго до случившейся с ним трагедии на просмотре в Доме
кино.
В этом фильме герои, двое мужчин, познакомились в больнице,
где они ухаживали за находящимися в коме женщинами — одна из них была
тореадором, и ее покалечил бык, вторая была балериной и попала, как и Роман, в
аварию. Так вот, один из этих мужчин сказал другому:
«Поговори с ней, ей это нужно».
Когда мы смотрели этот фильм, мне показалось, что это как-то
надуманно — что может услышать находящийся без сознания человек? Но теперь,
когда я оказалась в таком же положении, как герои фильма, я поняла, что в этом
есть смысл, а самое главное — мне хотелось хоть что-то делать, хоть как-то
помочь Роману… и, кроме того, мне самой хотелось поговорить с ним, пусть даже
не получая ответа.
— Все будет хорошо, — проговорила я сначала
негромко, неуверенно — мне было неловко, казалось, что я разговариваю с собой,
как ненормальная, но потом я преодолела неловкость и заговорила громче: — Ты
выздоровеешь, Сергей Михайлович — очень хороший доктор, все говорят, и он
сделал все, что было в его силах… Ты выздоровеешь, и у нас все будет хорошо,
просто замечательно. Гораздо лучше, чем раньше, потому что мы будем больше
ценить жизнь…
Я говорила спокойно и уверенно. Когда Роман был здоров, мне
редко удавалось так поговорить с ним — все время отвлекали какие-нибудь
повседневные дела, да он и не слушал меня обычно, не придавал значения моим
словам. А теперь… мне казалось, что он внимательно слушает меня, по крайней
мере, перебить меня он никак не мог.