— Лучше сядь, пока не упал, — произнесла она заботливо.
Сначала ей показалось, что он будет спорить, но Джон поднял руки, жестом признавая ее правоту.
— Это точно, — сказал он и медленно пересек комнату. Подойдя к удобному глубокому креслу, Геннон осторожно сел. — Да, и напомни мне, чтобы я больше не позволял тебе никуда меня увозить.
— А, понятно! Это у тебя от переезда. Наверное, действует перемена климата? — спросила Дора с желчностью и сарказмом, которые удивили ее саму.
— Что еще скажешь? — проговорил Джон, скрестив на груди руки, словно пытался удержать рвущиеся наружу дрожь и кашель.
В самом деле, что еще можно сказать? У него действительно ухудшилось состояние в результате переезда. Точнее сказать, перелета, который неожиданно закончился посреди мокрого поля. Именно такая перемена климата, когда еще приходится терпеть адскую боль в сломанных ребрах и надо бежать с ребенком на руках многие километры, может легко перерасти во что-то худшее без присмотра врача.
— Ты вызвала врача?
— Конечно! У меня и так множество неприятностей. Не хватало еще объяснять полиции, откуда в моей квартире труп незнакомого мужчины.
— Что-то я сегодня не понимаю шуток, Дора. Мне нужен только отдых, и больше ничего.
— Только отдых? Извини уж за прямоту, но я ясно вижу, что тебе не хватит и года, чтобы восстановиться без медицинской помощи. Мало того, ты выглядишь как мертвец, а твоя смерть от собственной глупости не входит в мои планы.
Джон закрыл глаза. Он спрятал лицо в ладонях и сжал виски тонкими длинными пальцами.
— Может быть, ты и права. Но мне нужно сделать пару звонков.
— Согласна. И адвокат должен стоять в самом начале твоего списка. Как и поверенный. Я могу предложить тебе хорошего адвоката. Что ты об этом думаешь?
— Спасибо, но у меня уже есть адвокат. Слушай, а у тебя случайно нет знакомых в Министерстве иностранных дел? Ричард сказал, ты знаешь многих.
Дора встрепенулась. Если Ричард сказал именно так, он, видимо, предполагает, что Дора поможет Геннону выпутаться из всех его неприятностей. И при этом умудрился не сказать о ней ничего такого, что вызвало бы у Джона новые подозрения.
— Вообще-то он прав. Однажды я встречалась с министром на одном банкете…
Геннон удивленно поднял бровь.
— Господи Боже, да ты и правда имеешь связи! Ну, ладно. Думаю, сейчас мы не будем беспокоить важного человека. — Джон попытался улыбнуться. — Лучше оставим его в резерве. На этот раз меня устроит кто-нибудь в ранге секретаря или секретарши, безразлично. Лишь бы был проявлен максимум дружелюбия.
— Наверное, это зависит от того, сколько именно законов ты нарушил…
— Знаешь, я не считал.
— А еще более важно, какие это законы.
Геннон пожал плечами.
— Давай посмотрим. Во-первых, я забрал ребенка из лагеря без разрешения. Не знаю точно, какой закон запрещает это делать, но такой должен быть.
— И даже не один.
— Во-вторых, я незаконно переправил ее через границы многих стран.
— В-третьих, угон самолета, то есть взятие его взаймы у друга. Кстати, без его разрешения, — подсказала Дора с легкой улыбкой.
— Спасибо, чуть не забыл. Но Генри тут же отзовет свое заявление, как только я позвоню ему и объясню, как обстоит дело. Кроме того, несанкционированное приземление и ввоз в страну ребенка, не являющегося ее гражданином. Что, впрочем, можно оспорить моему адвокату.
Дора немного помолчала, ожидая продолжения списка, а когда Геннон не ответил, спросила:
— И это все?
— Это все, что я смог вспомнить. Не считая вторжения в частные владения и взлома. Об этом ты уже знаешь. Собираешься писать заявление?
— Не умничай, Геннон. После всего, что мы натворили, я уже давно твоя сообщница. Я имела в виду провоз наркотиков, контрабанду, производство оружия, словом, серьезные вещи. Если уж я буду просить друзей о помощи, мне надо знать все, и в первую очередь — что ты не… — она запнулась, подумав про себя: «Не преступник, использующий Софи и меня для прикрытия своих махинаций». Он обиженно смотрел на нее. Так, словно догадывался, о чем она думает. — Ладно, я ведь очень мало о тебе знаю, — тут ей в голову пришел еще один вопрос, и она решила прояснить ситуацию. — Геннон, если Софи — твоя дочь, почему ты не воспользовался официальными каналами?
— Ты думаешь, я не попробовал сначала этот путь? — Джон откинулся в кресле с видом смертельно уставшего человека. — Мы были не в том месте, где можно провести анализ крови за считанные часы.
— Да, в этом ты прав. Но то, как ты увез ее…
— Было ли это актом отчаяния? — Несмотря на боль и усталость, его взгляд вдруг стал острым как бритва. — Да. Я был в отчаянии. Я не мог оставить ее там, пока будет поворачиваться эта тяжелая бюрократическая машина.
— Они знают, что это ты увез ее?
— Конечно, знают! Именно поэтому мне пришлось воспользоваться самолетом Генри. Я бы никогда не прошел с ней через кордон. И никогда не смог бы попросить своего друга нарушить закон и отвезти нас.
— Но ведь ты не стал так же беспокоиться, когда втянул меня в эту историю, — заметила она, неожиданно разозлившись.
— Может, и так. Но я собираюсь кое с кем переговорить и как можно скорее все утрясти.
— В первую очередь ты должен поговорить со своим адвокатом. Он наверняка сможет выправить временные документы для Софи, и девочка будет здесь жить на законных основаниях. — Дора помолчала. — Можно будет использовать и твои связи в прессе. Если на твоей стороне будет пара влиятельных газет, вся страна станет следить за этим делом с сочувствием.
— Спасибо, но мне не нужна такая реклама.
— У меня тоже есть некоторое предубеждение против повышенного интереса общественности. Но это может здорово помочь, когда тебя арестуют.
— Думаешь, они собираются запереть меня в камере?
— Трудно сказать, как все обернется. Ты ведь нарушил международные законы. И вполне возможно, что боснийские власти потребуют немедленной отправки Софи на родину, к матери…
— Ее мать мертва, Дора.
Мертва. Какое пустое и холодное слово. Дора пыталась найти слова сочувствия и не находила их. Все, даже самые ласковые, слова в эту минуту ничего не значили. Джону нужна была конкретная помощь.
— Ты можешь это доказать?
Геннон вздохнул с облегчением. Она ничего не спросила. Но раньше или позже спросит. Тогда он расскажет ей всю историю, но будет ли она так же помогать ему, если узнает все?
— У меня нет свидетельства о смерти, если ты это имеешь в виду. Я даже не знаю, где она похоронена. У меня есть лишь письмо, в котором сообщается о ее смерти. Его написала женщина, бывшая с ней до последней минуты. Она умоляла меня забрать Софи и позаботиться о девочке.