– Неправда. Вы знаете, что такое может быть. Вы все так совершенны, идеальны и одинаковы. Вы маршируете в ногу и выполняете любые приказы. Локен, вы знаете хоть одного Астартес, кто осмелился бы нарушить строй? Может, это вы?
– Я…
– Вы посмеете? Если обнаружите гниль, признаки разложения, посмеете ли вы нарушить корпоративную верность и выступить против? Ради общего блага всего остального человечества?
– Этого никогда не случится, – твердо сказал Локен. – Это невозможно. Вы предполагаете разделение общества. Гражданскую войну. Это противно самим устоям Империума, каким его создал Император. С Воителем Хорусом, направляющим нас, словно путеводная звезда, такая вероятность абсолютно исключена. Империум велик и крепок и стремится к единой цели. Конечно, Эуфратия, есть какие-то противоречия, как есть войны, бедствия и эпидемии. Они причиняют нам горе, но не убивают. Мы боремся со злом и движемся вперед.
– Это зависит от того, – заметила Киилер, – откуда берутся эти напасти.
Внезапно раздался негромкий сигнал – ожил вокс-браслет Локена. Локен поднял запястье, включил передатчик.
– Я уже иду, – сказал он и снова повернулся к Эуфратии. – Давайте как-нибудь встретимся и еще побеседуем, – предложил он.
Киилер кивнула. Локен нагнулся и поцеловал ее в лоб.
– Выздоравливайте. И побольше общайтесь с друзьями, – сказал он.
– А вы друг мне? – спросила Эуфратия.
– Вы и сами это знаете, – ответил Локен.
Он встал с кровати и поднял с пола свой балахон.
– Гарвель, – окликнула он.
– Да?
– Уничтожьте эти снимки, прошу вас. Ради меня. Они не должны существовать.
Локен кивнул, отворил дверь и вышел в прохладный коридор.
Едва за ним закрылась дверь, Киилер поднялась с кровати и позволила простыне соскользнуть на пол. Оставшись обнаженной, она подошла к небольшому буфету, опустилась на колени и открыла нижние дверцы. Оттуда Эуфратия достала две свечи и маленькую статуэтку Императора. Все это она расположила на крышке буфета и маленькой зажигалкой зажгла свечи. Порывшись в верхнем ящике, она вытащила изрядно потрепанную брошюру, принесенную Лиифом. Это было дешевое, плохое издание, небрежно отпечатанное на портативном механическом принтере. На полях осталось несколько чернильных разводов, а текст изобиловал ошибками.
Киилер это не беспокоило. Она открыла первую страницу и, склонившись перед импровизированным алтарем, начала читать:
– «Император человечества есть Свет и Путь, и все его действия направлены на благо людей, на благо его народа. Император есть Бог, и Бог есть Император, так учит нас Божественное Откровение, и, кроме всего прочего, Император защитит нас…»
Локен бегом несся по переходам отсека летописцев, и капюшон развевался за его плечами. Раздался вой сирен. Мужчины и женщины, выходя из комнат узнать, что случилось, провожали его изумленными взглядами.
Он поднял вокс к лицу.
– Неро! Докладывай! Это Тарик? Что-нибудь случилось?
Из устройства послышался треск, потом из динамика зазвучал слегка искаженный голос Випуса:
– Да, Гарвель, кое-что происходит, но все в порядке. Возвращайся сюда.
– Что? Что произошло?
– Корабль, вот что. Только что вслед за нами из перехода в систему вошла боевая баржа. Это Сангвиний. Сангвиний собственной персоной.
17
ЛОРД АНГЕЛОВ
БРАТСТВО В ПАУЧЬЕМ ЦАРСТВЕ
ОТЛУЧЕНИЕ
За неделю или около того до этих событий, во время одной из регулярных встреч, Локен все же рассказал Мерсади Олитон о Великом Триумфе Императора после Улланора.
– Ты не можешь себе этого представить, – сказал он.
– Я могу попробовать.
Локен усмехнулся.
– Для этого события механикумы разгладили поверхность целого континента, чтобы сделать сцену.
– Разгладили? Как это?
– Промышленными плавильными установками и геоформерами. Горы раздробили, а образовавшимся материалом засыпали низкие места. Поверхность стала ровной и бесконечной, превратилась в гигантский стол, покрытый слоем сухой щебенки. На это ушло несколько месяцев.
– Это могло занять несколько столетий!
– Ты недооцениваешь мощь наших механикумов. Для осуществления проекта были высланы четыре рабочие флотилии. Они соорудили достойную Императора сцену, такую обширную, что на одном ее конце начиналось утро, а на другом уже наступал вечер.
– Ты преувеличиваешь! – восхищенно воскликнула она.
– Может, и так. Ты замечала за мной такое раньше?
Олитон покачала головой.
– Ты должна понять: это было исключительное событие. Это торжество должно было ознаменовать наступление новой эры, и Император это знал. Он понимал, что событие должно остаться в памяти. Это было окончание улланорской кампании, окончание похода, коронация Воителя. Для Астартес это была возможность попрощаться с Императором перед тем, как после двух столетий личного командования он вернется на Терру. После того как он объявил о своем уходе с военной сцены, мы плакали. Ты можешь себе это вообразить, Мерсади? Сто тысяч плачущих воинов?
Она кивнула:
– Мне кажется, непростительно было не пригласить туда летописцев. Такое событие происходит не больше одного раза в эпоху.
– Это было приватное событие.
Она рассмеялась:
– В присутствии сотни тысяч воинов, на сцене, сотворенной из целого континента? И ты говоришь о приватном торжестве?
Локен посмотрел ей в глаза.
– Ты и теперь не можешь нас до конца понять, правда? Ты все еще меришь нас по человеческим меркам.
– Я стараюсь исправиться, – ответила Мерсади.
– Я не хотел тебя обидеть, – произнес Локен, уловив ее выражение. – И все же это было частное торжество. Церемония. Сто тысяч Астартес. Восемь миллионов регулярной армии. Легионы титанов, целый лес из стали. Сотни отрядов оружейников, дивизии танков, тысячи и тысячи машин. Вся орбита была занята военными кораблями, а вокруг них летали бесконечные эскадрильи истребителей и транспортов. Знамена и штандарты, множество знамен и штандартов.
Некоторое время он помолчал, погрузившись в воспоминания.
– Механикумы проложили там дорогу. В полкилометра шириной и пятьсот километров длиной – прямой тракт, проходивший через всю огромную сцену. С обеих сторон от дороги через каждые пять метров стоял железный шест с черепом зеленокожего, это были трофеи улланорской войны. Вторым рядом от дороги были бетонные емкости, наполненные горящим топливом. И так на протяжении всех пятисот километров. Жара стояла ужасная. Мы прошли по этому тракту в парадном строю и миновали помост, на котором под навесом из стальных пластин стоял Император. Помост представлял собой основание одной древней вершины, и это было единственное сооружение, поднятое над площадкой. Мы прошли парадом, а затем собрались на обширном плато перед помостом.