— Чертовы песенки! — прорычал рядовой Кольн, укрывшийся рядом.
Блейн молчал. Лазерные лучи метались уже над самыми головами, а это значило, что теперь янтийцы попадали в радиус поражения лазганов. Сержант переключил свой микропередатчик на открытый канал.
— Взвод, оценить дистанцию и выбрать цели, — заговорил он на танитском боевом жаргоне. — Заряды зря не тратить. Огонь по готовности!
Призраки вступили в бой. Укрепления танитцев сверкнули вспышками лазеров, и строй наступающих янтийцев потерял не меньше десяти солдат. Темп огня возрастал. Лазерные лучи накрывали Патрициев волнами, прошивая их линию в трех десятках мест сразу. Ряды дрогнули, огонь янтийцев слабел на глазах. Силы были почти равны. Танитцы находились в надежном укрытии и вели стрельбу с возвышения. Но, в отличие от янтийцев, они не могли рассчитывать на ежеминутное подкрепление.
Десять выстрелов в минуту. Каждый четвертый уносил жизнь одного из Патрициев. И все же Блейн чувствовал себя беспомощным. Призраки не могли отступить, не могли воспользоваться выгодным положением для контратаки. Поражение или верная гибель. Им оставалось только держать строй и сражаться насмерть.
У янтийцев было множество вариантов, но их выбор ошеломил Блейна. После получасовой перестрелки они неожиданно всеми силами бросились в атаку. Почти тысяча тяжелых пехотинцев, примкнув штыки, покинула свои траншеи на склонах и пошла на штурм позиций его седьмого взвода.
Безумие. Именно так и подумал Блейн: янтийских командиров охватило безумие, пусть оно и приведет их к победе. Пятьдесят танитских лазганов не могли справиться с таким количеством целей сразу. Десятки, сотни янтийцев падали в заросли папоротника на склоне, но перебить их всех Призракам было не по силам.
— Кровь Императора! — воскликнул Блейн, осознав, что происходит. Примитивная тактика: численное превосходство, беспредельная верность и неутолимая жажда победы. Командир янтийцев просто скармливал своих людей огню танитцев, надеясь задавить врага числом.
Триста Патрициев так и не добрались до рукопашной: пали жертвами метких выстрелов Призраков, остались лежать на смертоносном склоне. Еще семь сотен с боевым кличем перевалили через бруствер танитских окопов.
Распевая «Альто кредо», древний боевой гимн Янта Норманид, майор Брохусс возглавлял атаку на жалкие укрепления танитцев. Лазерный импульс вспорол его униформу и обжег руку. Не обратив на это внимания, майор вскинул оружие и пару раз выстрелил в ближайшего Призрака. За майором в траншеи врывались остальные Патриции.
Эти Призраки были полным ничтожеством… Убивая их, Брохусс избавлялся от собственных призраков. Призраков прошлого, сопровождавших его всю жизнь после позора на Хедде. И их стало гораздо больше после Фортис Бинари и Пирита. Мощное тело янтийского офицера кипело яростью, жаждой крови и радостью битвы.
Сталь его штыка яркой вспышкой металась из стороны в сторону, пронзая плоть, убивая. Дважды ему приходилось стрелять, чтобы сбросить со штыка тело убитого гвардейца.
Воспитанный в благородных воинских традициях, Брохусс оценил храбрость и мастерство хрупких людей в черной форме, погибавших в этих окопах. Они сражались до последнего, не уступая Патрициям во владении клинком. Но они было всего-навсего легкой пехотой. Им нечего было противопоставить силе и тяжелым доспехам янтийцев. Дисциплина военных академий Янта была в самой крови бойцов Брохусса. Там она сливалась с яростной волей к победе, и это делало их теми самыми Патрициями. Так они заслужили свою устрашающую репутацию, способную тягаться со славой Адептус Астартес.
Если Брохусса и интересовала цена, которую заплатили его солдаты за этот штурм, то только чтобы знать, сколько погребальных гимнов придется петь на церемонии ритуального сожжения погибших. Сколько бы ни было жертв — одна или тысячи, — победа есть победа. А победа над этим предательским сбродом приятна вдвойне. Призраки для него были не более чем паразитами, которых следовало раздавить. Полковник Фленс отдал верный приказ, хотя и побледнел в тот момент, словно чего-то боялся.
Победа была в их руках.
Первого янтийца сержант Блейн поймал еще на бруствере. Пронзив неприятеля штыком, сержант просто перекинул его через себя. Вопящий Патриций приземлился где-то за спиной. В бедро немедленно вонзился штык второго. Вскрикнув от боли и ярости, Блейн отмахнулся лазганом. Штык скользнул точно под шлем и вспорол горло противника. Сержант добил его выстрелом в лицо.
Кольн успел застрелить двоих, прежде чем его тело почти разорвали сразу несколько клинков. Окопы захлебывались кровавой яростью рукопашного боя. Симбер убил троих Патрициев, только что зарезавших Кольна. В следующий миг лазерный луч срезал верхнюю половину его черепа. Еще дергающееся тело гвардейца рухнуло на гору трупов.
Забив еще одного Патриция ударами штыком и прикладом, Блейн увидел падающего Симбера. Он пожалел, что не может сейчас подхватить его вокс-станцию и связаться с Гаунтом и Корбеком. Вершина холма кишела сражающимися, кричащими, умирающими людьми. Ни секунды передышки. Ни шагу назад. Вот что ветераны называли пеклом: раскаленную, обжигающую ярость.
Расстреляв янтийца в двух шагах от себя, Блейн развернулся и всадил штык под челюсть еще одного солдата, уже замахнувшегося для удара. Что-то жесткое и горячее толкнуло его в спину. Опустив взгляд, Блейн обнаружил, что из его груди торчит кончик янтийского штыка и струится кровь.
Кривясь от злого ликования, майор Брохусс нажал спусковой крючок. Лазерный импульс сбросил тело Призрака со штыка. Сержант Блейн беззвучно упал лицом в серую пыль.
17
Майло никогда не чувствовал такого страшного жара.
Призраки осторожно двигались сквозь руины некрополя. Дорога вывела их в долину, скрытую от солнечного света многочисленными колоннами. Когда-то это было широкое ущелье. Древние архитекторы превратили его в храм протяженностью восемь километров, выбив огромные арки ниш в стенах, воздвигнув титанические колонны. Выложенный камнем пол проседал от времени. Старинные постройки медленно распадались, оставляя в память о себе груды камней.
Отдача защитной сети добралась и сюда. Первозданные чернильно-черные камни вобрали в себя ее энергию и теперь излучали ее обратно. На дне ущелья царили чудовищный жар и сухость. Черная форма танитцев потяжелела от пота. В камуфляжных плащах оставались только разведчики.
Шедший рядом с Майло рядовой Деста сплюнул на ближайший черный камень. И отпрянул, когда плевок испарился во вспышке энергии.
Майло поднял взгляд. Меж стенами ущелья сквозило бледно-голубое небо, как в жаркий летний день, и в тени камней должна была скрываться прохлада. Но здесь царила чудовищная жара. Хуже, чем в тропических лесах Калигулы и в заливах Волтиса. Даже палящий летний зной Танит Магна не был так силен.
Жар камней пронизывал юного адъютанта до самых костей и сухожилий. Сознание едва удерживалось от спасительной темноты обморока. Горло сводило приступами жажды. Майло вспоминал кусачий мороз городских окраин на Пирите, казавшийся таким неприятным. Он многое отдал бы, чтобы оказаться там сейчас. Достав флягу, Майло хлебнул воды — омерзительно теплой, как кровь.