— Э… А… — выжал из себя де Квинси, стараясь удержаться в бешено трясущейся лодке, но слишком вымок для большего.
— Вот это мне по душе, — улыбнулась матушка Гранди.
— Пресвятая Богородица! — воскликнула девушка на пирсе.
Очередь кивнула, соглашаясь.
Посредине Темзы Галл сверился с расписанием и маршрутом, записанным в дневнике. Взглянув на него, двое перевозчиков резко налегли на весла.
— Будьте так добры, быстрее, — сказал капитан. — У меня еще много дел.
Оба гребца явно хотели не слишком вежливо отозваться о его персоне, но пассажир выдался крупный, к тому же носил саблю, которой явно умел пользоваться. Потому они кивнули, но в этих кивках читался глубокий и многозначительный подтекст.
— Прошу прощения, сэр, — сказал один из гребцов, неожиданно увидев нечто странное позади.
Галл встал и посмотрел туда, куда ему указали. В трехстах ярдах от них де Квинси в компании тощей улыбающейся старухи стремительно приближался к ялику на лодке без весел. На лице доктора застыло выражение какой-то детской радости, смешанной с удивлением. Почему плоскодонка двигалась, понять было решительно невозможно, но летела она, словно ядро, вылетевшее из пушки, высоко подпрыгивая на волнах.
— Сушить весла! — изумленно скомандовал Галл, вставая на ноги.
Впрочем, перевозчики уже совершенно позабыли, что вроде бы должны грести.
Суденышко поравнялось с яликом и резко остановилось, отчего де Квинси рухнул назад. Стремительное движение вперед сменилось столь же стремительным погружением.
— Позвольте взойти на борт, сэр, — сказал де Квинси, смотря на капитана абсолютно пустыми и остекленевшими глазами.
Галл и перевозчики помогли доктору и пожилой леди перепрыгнуть на опасно покачнувшийся ялик.
Плоскодонка затонула.
— Мистер де Квинси, попрошу объяснить… все! — сурово приказал Галл.
— Матушка Гранди все объяснит, — сказал следователь, хлопнувшись на место Галла и выливая за борт воду из ботинок. — Матушка Гранди может все сделать. Лорд Галл, матушка Гранди.
Галл повернулся к старой леди, но та отмахнулась от него, внимательно изучая пузырьки на месте безвременной кончины лодки.
— Одну секунду, лэрд Бен Фи, — ответила она, после чего высыпала в набежавшую волну пригоршню цветов из своей сумочки. — Отец Темз, благодарю тебя за помощь. Пусть течение твое будет мирным и плавным.
— Что вы делаете? — спросил Галл.
— Проявляю вежливость.
— Вы не получите от нее прямого ответа, сэр, — встрял де Квинси. — Я, по крайней мере, не получил, а провел с ней уже несколько часов. Будьте осторожны, а то она и вам выдаст афоризм.
Галл его не послушал:
— Когда вы закончите проявлять вежливость к сему водоему, мэм, постарайтесь проявить ее и ко мне.
— Сейчас не время, — сказала матушка Гранди, повернувшись к капитану Королевской Гвардии. — Нам надо спасать страну.
ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА
В Ричмонде
Ропщущие войска под завязку забили поля и луга вокруг Ричмондского дворца. Было почти два часа дня.
Более двадцати тысяч человек сошлись со всех сторон к королевской резиденции. Пятнадцать сотен из них были приглашенными гостями: послами, священниками, аристократией, иностранными монархами и генералами. Еще триста человек числились в штате дворца: слуги, солдаты, ополченцы, фрейлины, горничные, благородные священнослужители, сенешали, повара, официанты, музыканты и огромное количество временных помощников.
Остальную толпу составляли лондонцы, изливающиеся из города шумными семейными компаниями, клубными и рабочими сборищами, которые тащили за собой тележки с едой, питьем, фейерверками и музыкальными инструментами. Никого из них не приглашали, и никто из них не подошел ближе лугов по ту сторону дворцовых стен, но им этого вполне хватало. Одно присутствие в миле от королевы во время празднования годовщины Коронации наполняло сердца горожан покоем, гордостью и патриотической значимостью. К тому же фейерверк ее величества был самым великолепным зрелищем на острове, достойным оглушительных воплей восторга. Люди вытаптывали траву, окапывались, разводили костры и откупоривали бутылки, видя, что все вокруг занимаются тем же самым. Только некоторые счастливчики лицезрели, помимо соседей, еще и дворцовую стену. Тем не менее каждый убеждал себя, что вот он-то занял самое лучшее местечко для праздника.
Толпа сплошным слоем покрыла двадцать акров Ричмонд-Грина до самого Дома Трубачей и часть Ричмонд-Хилла. Она заняла весь Шин и дорогу по берегу реки, уже начав вторжение в Олений парк и сам парк Ричмонд. Отдельные смельчаки цеплялись за ветки всех ста тринадцати вязов Грина.
Высоко наверху, на плоской крыше восточного крыла дворца, кардинал Вулли опустил подзорную трубу и отошел от парапета, передав инструмент ожидавшему рядом сенешалю.
— Больше, чем в прошлом году! — радостно заявил тот.
— Больше, чем когда-либо, — задумчиво произнес Вулли.
Он осмотрел крышу и заметил солдат, стоящих на страже через равные промежутки.
— Когда приедет лорд Галл, немедленно препроводите его ко мне! — приказал кардинал. — Я хочу еще раз пройтись по всем мерам безопасности.
— Разумеется, ваше преподобие, — ответил сенешаль, следуя за ним к башенной лестнице.
Три дьякона из Церковного Управления ожидали его, стоя внизу в коридоре, где куча народу переносила скамьи из красного дерева. В помещении стояли стоны и кряканье, перемежающиеся криками: «Держи свою сторону!» Проход походил на реку, запруженную бревнами.
Дьякон Спенч рассек деревянный прилив и добрался до кардинала. Он нес в руках кожаный планшет с шелковой пурпурной закладкой и регулярно с ним сверялся.
— Мы полностью очистили верхнюю аудиторию и Зеленые Покои. Главный эконом думает, что скамейки есть и в кладовой. С них, скорее всего, придется для начала вытереть пыль, ее там изрядно, но они сгодятся. — Он еще раз посмотрел на план рассадки гостей. — Или виконта Хэйлси, графа Слоу и посла Сардинии придется посадить на парусиновые стулья в конце третьего ряда.
— Найдите для них нормальные места, Спенч, — сказал кардинал. — Мы же не хотим начать войну с Сардинией. Или со Слоу.
Они пошли по забитому коридору, работая локтями.
— Объекты с девяносто шестого по сто третий ожидают вас в ваших покоях, — оповестил Спенч.
В апартаментах кардинала было душно от людей и трубочного дыма. Вулли потратил минуту, чтобы дать разрешения и медальоны для прохода за сцену мистерам Гольбейну, Бейли и Блейку, официальным живописцам церемонии, которые стояли рядом с дверью около кучи мольбертов, благоухая скипидаром.
— Только предварительно одобренные этюды, джентльмены, — предостерег их Вулли. — Без всяких карикатур, пожалуйста. Я не хочу видеть в понедельник во всех газетах портреты пьяных аристократов.