Раздался непроизвольный взрыв аплодисментов, и местные вылезли из-под столов. Они видели сие представление уже, наверное, раз сто, но после каждого им всегда приходила в голову мысль, что овации — это неплохая идея. Ведь существовала такая вещь, как эскалация конфликта.
Все быстро скинулись и купили О'Бау поздравительную выпивку. Накрыли главный стол. Уравнитель только принялся за дело, когда в таверну вошел высокий стройный человек и направился прямо к нему.
— Дур Танкфорд, — кивнул О'Бау, приветствуя гостя поднятым ведерком.
— Де Тонгфор, — поправил тот, подозрительно рассматривая двух поразительно избитых людей, которых выволакивали из «Кобылы». — Как дела, мой друг?
— Средней потливости, и спасибо, — ответил левиафан в человеческом обличье, дернувшись. — Что привело тебя в «Кобылу» этим вечером, мой паразитический друг?
— Драматический, — сказал де Тонгфор, присаживаясь напротив громилы. — У меня есть для тебя работа, но я не хочу обсуждать ее при таком скоплении народу.
— С этим народом не будет никакого оскопления, — ответил О'Бау, одним глотком осушив полведерка. — Таких, как мы, они не слушают. Мы тут в полной бездне гласности.
Словно для того, чтобы доказать свое мнение, великан оторвался от пива и осмотрелся. Вся таверна тут же нашла дела, требующие предельного внимания.
Де Тонгфор наклонился поближе, настолько, насколько позволяла вонь от дыхания его друга:
— Есть тут один парень в «Лебеде», французик по имени Луи Седарн. Устроился к нам лютнистом.
— И вы хотите вернуть нист?
— Какой нист?
— Который с вас слупил французик.
— Ну… — протянул де Тонгфор несколько задумчиво, но вдохновенно, — думаю, нист для нас потерян, но вот слупившего надо наказать. Летально.
— Легально? С удовольствием. Но не бесплатно.
— Дюжина соверенов тебя устроит? — спросил де Тонгфор.
— Где?
— В… этом кошельке, — ответил помощник режиссера, доставая его.
О'Бау взял мешочек, взвесил на ладони и кивнул.
— А как я его узнаю? — спросил он.
— Белокурый, наглый, модно одетый. Он разместился под куполом «Лебедя». Ты же знаешь, что такое купол?
Великан с грустью посмотрел на него:
— Я не глупый. А как бить по кумполу — знаю, и получше твоего.
СЕМНАДЦАТАЯ ИЗ ГЛАВ
В Лондон пришел рассвет, взбирающееся наверх солнце изрядно подкоптило макрельное небо. Зевая, Агнью локтем толкнул Аптила.
— Что? Что? Какого черта? — пробурлил абориген, не открывая глаз.
Буквально минуту назад он присел на скамейку из реек, но голова его была настолько тяжелой, что сейчас он вполне мог безмятежно уснуть и на кровати с гвоздями. Или даже под ней.
— Тсс! — предупредил Агнью.
Паром «Гогмагог», курсирующий по Темзе, приближался к южному берегу, и на палубе толклось довольно много вставших с рассветом погонщиков и моряков, торопящихся на корабль после увольнительной. Никто из них не уделил слуге с австралийцем никакого внимания. Розоватый свет лился вниз по реке, и грубые крикливые чайки толпились над судном. В воздухе чувствовался железистый привкус волн, разбивающихся о набережную.
— Прости, — прошептал Аптил, плотнее кутаясь в плащ, накинутый прямо на голое тело. — Забыл, где я.
— Постарайся больше не забывать, — проворчал Агнью. — А то с Маневром произойдет то же самое, что и с сэром Рупертом.
Паром подошел к причалу. Портовые матросы с явной неохотой ожидали, когда им с судна бросят канаты. «Гогмагог» закачался на волнах столь мягко, что пассажиры почти ничего не почувствовали, а потом пришвартовался с глухим ударом. Погонщики, моряки и студенты сгрудились около трапа.
— Пошли, — потянул Агнью Аптила за рукав.
Тот послушался.
— Ты сказал, мы протралим весь Лондон, пока не найдем его, но я не думал, что следует понимать это выражение буквально, — проворчал абориген, пока они тащились вниз по деревянному настилу.
— Ты же первый предложил отправиться на поиски, — ответил Агнью.
— Но я предполагал, что мы будем делать перерывы на сон и еду. Ты-то можешь протянуть на фляжке с чаем, а мне для выживания нужны регулярная пища и стационарная подушка, — возразил Аптил.
Слуга повернулся и одарил его своим самым кротким взглядом, который австралиец впитал, не обратив внимания. Набережная была холодна и безжалостна, и Аптил чувствовал себя настолько плохо, что ему хотелось умереть. Когда же он прислушался к мольбам бурчащего желудка, все стало еще хуже.
— Признаю, — немного уступил Агнью, — что пока результат наших поисков равен квадратному корню из чертова нуля. Боюсь, я теряю надежду и у меня кончились идеи, где искать нашего незадачливого хозяина.
— Прекрасно. А я теряю сознание, и у меня кончились силы. Пошли домой.
— Я действительно думал, что мы раздобудем сведения в «Звезде». И мистер де Вриэ в «Грейс Инн» казался такой надежной ниточкой… Теперь у меня осталась последняя зацепка из жизни и деяний сэра Руперта, из которой можно извлечь пользу, — сказал Агнью, вытирая покрасневший нос платком.
— Ну так пойдем домой и поспим на ней. Держу пари. Руп уже почивает в своей кровати под одеялом на Амен-стрит.
— Осталось проверить последнее место. Вот почему мы тут.
Аптил поник еще больше и принялся искать поблизости какую-нибудь швартовочную бухту, желая присесть и отдохнуть. Агнью провел его к куче корзин из-под лобстеров, и они рухнули вместе в их влажную ивовую хватку. Пожилой слуга покопался в складках плаща и достал на свет божий фляжку с плотно закрытой пробкой. Он сделал большой глоток, поморщился и передал ее Аптилу.
— Это что? — спросил пляжник.
— Пригуби…
Аптил послушался, проглотил, и его стала бить крупная дрожь. Когда она прекратилась, то абориген заметил, что пальцы на ногах так и не разжались.
— Это не чай, — с завидной точностью прокомментировал он.
— Эликсир жизни, концентрированный, — ответил Агнью, сумев наконец восстановить дыхание. — Он попадает в цель, когда другие средства потерпели поражение. Во всяком случае, когда чай потерпел поражение. Итак… последняя охота?
Аптил потянулся и встал:
— Ладно. Последняя охота, а потом домой, баиньки. А мы где?
— В Дептфорде.
— А почему?
— Единственная оставшаяся зацепка, мой титанический друг. Наш последний шанс. Если и он провалится, то мы скажем: «Ну ладно» — и навсегда позабудем о сэре Руперте.
Агнью повел закутанного в плащ аборигена вниз по набережной на пустые улицы Дептфорда. На Окстоллз-лейн не было ничего, кроме кадки для дождевой воды и спящего матроса, который промахнулся мимо койки ярдов на триста.