Эксперт по убийствам - читать онлайн книгу. Автор: Николь Апсон cтр.№ 15

Рейф Суинберн тихо и быстро, с легкостью, отточенной продолжительной практикой, выскользнул из-под перекрученных простыней и с облегчением увидел, что оставленная им в постели стройная блондинка — которая назвала себя, кажется, Сибилл, а может, и Сильвия — все еще крепко спит. В постели, и не только, она оказалась занятнее большинства девиц, ошивавшихся в конце каждого спектакля возле служебного входа «Уиндхема» в ожидании молодых актеров вроде него, и тем не менее у Рейфа не имелось никакого желания продолжить их отношения. Как выяснилось, запас молодых, нежных существ, полагавших, что и в жизни он будет таким же страстным любовником, как на сцене, был почти неисчерпаем, и Рейф считал необходимым оправдывать ожидания каждой из них. Так что в профессии актера имелись положительные моменты и помимо еженедельного жалованья в тридцать фунтов.

Он тихонько оделся в ванной комнате и принялся разглядывать себя в зеркале, прикрепленном над полочкой с бесчисленными кремами и пудрами. Милосердное зеркало подтвердило: все, что ему нужно, дабы прилично выглядеть, — это ополоснуть холодной водой лицо. Рейф считал, что очень хорош собой — высокий, смуглый, с тонкими чертами лица и пышными волосами, подстриженными чуть длиннее, чем требовалось по моде. И если бы глаза его отражали хоть каплю теплоты, а не только нескрываемое самообожание и безразличие к окружающим, Рейфа действительно можно было бы назвать красивым.

С ботинками в руках, чтобы не шуметь, он вышел из комнаты и, достав из кармана пальто заранее подписанную открытку, положил ее на столик в передней — благородный, по его мнению, жест, призванный смягчить разочарование у покинутой им особы. Осторожно закрыв переднюю дверь, Рейф пустился вниз по лестнице. Не обращая внимания на дождь, он присел на корточки завязать шнурки и только тут, оглядевшись вокруг, с удивлением обнаружил, что находится в районе Хаммерсмит, довольно-таки далеко от своего театра. Прошлым вечером он не слишком следил за дорогой, и она не показалась ему такой уж долгой, но ведь тогда его обнимала за талию хорошенькая женщина, и Рейф несся на всех парусах к утехам плотской любви, удовольствие от которых не сильно зависит оттого, где они происходят. Сейчас же, при отрезвляющем свете дня, он горько сожалел, что связался с женщиной, которая живет слишком далеко от его дома. Время уже приближалось к полудню, и у Рейфа перед дневным спектаклем совсем не оставалось времени ни вернуться в собственную квартиру, чтобы переодеться, ни заглянуть перед предстоящим собранием, как он рассчитывал, к Джону Терри. Теперь придется позвонить ему с дороги.

К своему великому облегчению, Рейф обнаружил, что его любимый мотоцикл «Ариэль-сквер-4», все еще стоял в переулке, где актер в спешке оставил его прошлой ночью. Суинберн воспылал страстью к езде на мотоцикле задолго до того, как это стало модным развлечением. Отец Рейфа катал его еще мальчишкой по сельским дорогам на прочном «скотте», который привез с собой, вернувшись инвалидом с войны. Он усаживал сына на специальную подставку, служившую прежде для пулемета, а потом хитроумным способом преобразованную в сиденье для малыша. Самые ранние воспоминания Рейфа как раз были связаны с тем необычайным возбуждением, которое охватывало его, когда он, держась за руль мотоцикла, раскачивался из стороны в сторону, находясь в полной зависимости от водительского мастерства отца. Никогда в жизни он более не чувствовал себя в такой опасности, одновременно ощущая, что надежно от нее защищен. К тому времени они с отцом жили уже вдвоем — мать Рейфа умерла во время войны, и он знал о ней по большей части из рассказов отца, который и заменил ему утраченную мать.

Много лет спустя, когда отец умер, Рейф часами, не разбирая дорог, гонял на своем «ариэле», отчаянно пытаясь заглушить свое самое тяжкое в жизни горе. Но сделать это ему не удалось и по сей день.

Доехав до Кингс-роуд, он сбавил скорость, остановился возле муниципалитета Челси, поставил мотоцикл там, где за ним можно было приглядеть, и встал возле телефонной будки, нетерпеливо ожидая, когда долговязый мужчина в длинном плаще закончит разговор. Не успел Рейф войти в тесную будку, как в нос ударил оскорбительный для его утонченной натуры мерзкий запах — помесь пота и табака; но как только на другом конце провода зазвучал знакомый голос, актер полностью сосредоточился на предстоящем разговоре. Судя по недовольной интонации Терри, этот звонок застал его в неподходящую минуту, но попрошайкам обычно выбирать не приходится, а ведь именно в такой роли Рейфу сейчас предстояло выступить.

— Это я, Суинберн. Хотел поговорить с тобой до собрания. Ты имеешь хоть малейшее представление, что на уме у Обри?

Хотя Джону Терри не было и тридцати, он начинал подумывать, что взлет его славы, наверное, уже позади. Но в то мгновение, когда он открыл рукопись «Ричарда из Бордо», напечатанную аккуратным синим шрифтом, Терри понял, что в его руках дар небес. Читая пьесу в своей уборной во время дневного спектакля, он чуть не пропустил выход на сцену, до того был захвачен ее чарующим юмором, искрометными диалогами и образом короля, которому ничто человеческое не чуждо. Позднее Терри узнал, что именно его игра в пьесе Шекспира «Ричард II», поставленной несколько лет назад в театре «Олд Вик», [11] вдохновила автора на эту пьесу, но о самом авторе Джон тогда и не слышал. Да ему это было и не нужно — пьеса говорила сама за себя. Обри сразу же, без раздумий, принялся за рекламу будущего спектакля, и интуиция его не подвела. Первое представление пьесы, увы, совпало с еще одной премьерой и потому не имело аншлага, но уже на следующий день в час десять пополудни в кассе театра зазвонил телефон и с тех пор так и не переставал трезвонить. Четырнадцать месяцев подряд в зале не пустовало ни одного кресла; некоторые посмотрели спектакль по тридцать, а то и по сорок раз.

Поначалу купаться в лести было одно удовольствие. Ужины в ресторане отеля «Савой» были для него в новинку — раньше он не мог их себе позволить, и ему льстило, когда его узнавали на улице. Но удовольствие сменилось неловкостью, неловкость — скукой, а теперь его просто тошнило от «Ричарда из Бордо». Терри фотографировали, с него писали портреты, рисовали карикатуры; и как только его образ не запечатлели — начиная от сувенирной куклы и кончая бронзовой статуей. Белых оленей — любимый нагрудный знак короля Ричарда — вместе с изображением Джона вышивали на носовых платках и гравировали на портсигарах. Молодые девицы тащились за ним по пятам от дверей театра до порога дома, а некоторые незваными являлись к нему посреди ночи; и он уже не помнил, сколько раз ему приходилось подходить к телефону только для того, чтобы услышать девчачье хихиканье и тут же короткие гудки, поскольку девицы бросали трубку в испуге от собственной смелости.

Но хуже всего было то, что в его игре уже не осталось прежней искренности, а из-за тщетных попыток сохранить интерес кроли появилась манерность. Год назад, полностью изнуренный, он уехал в короткий отпуск, а вернувшись, сразу же пошел в театр и потихоньку наблюдал из ложи, как Ричарда играет подменявший его актер. В тот день пьеса растрогала его до слез, и он, как при первом прочтении, стал просить, чтобы его почаще заменяли. Теперь Джон горько сожалел о своем первоначальном энтузиазме, из-за которого он подписал контракт на выступление не только в Лондоне, но и в провинции; увильнуть от гастролей можно было, только уговорив Обри, но Терри прекрасно знал, что скорее мир перевернется, чем продюсер изменит решение. Впервые за многие годы актер стал испытывать чувство, схожее с отчаянием.