Белый Дозор - читать онлайн книгу. Автор: Алекс фон Готт cтр.№ 77

— Просит, чтобы ты встал, — перевела Кунэй.

Василий послушно встал. Старуха вновь заговорила.

— Возьми свои листы, возьми то, где ты рисуешь, возьми свои кисти, — почти синхронно переводила Кунэй речь своей отвратительной свекрови, — закрой глаза, нарисуй то, что увидишь в голове.

— Пусть она уберет руку, — попросил Василий, — я так не могу сосредоточиться. Мне кажется, что я постоянно ем что-то очень вкусное, я и сам не знаю, что, это похоже на мороженое, только гораздо вкусней. В таком состоянии я вообще ничего не смогу нарисовать, кроме чего-нибудь очень легкомысленного.

— Делай так, как говорит тебе она, сынок, — с легким нажимом посоветовала Нежива. — Она не уберет руку. Так надо, поверь мне.

Василий покорно вздохнул, принял из рук Всеведы свой альбом и обыкновенный, простой карандаш, опустился на корточки, закрыл глаза и начал быстро рисовать что-то. Все, не сговариваясь, окружили паренька и с нетерпением заглядывали в альбом, надеясь поскорей увидеть разгадку цели своего пути.

Вначале было непонятно, что за каракули выходят из-под руки юного художника, уроженца Последнего поселка, но постепенно начали проявляться очертания некоей местности, и стало понятно, что Василий рисует… карту! Самую настоящую, в среднем масштабе, но вот только понять, картой какой именно местности является его рисунок, совершенно не представлялось возможности.

На альбомном листе, расположив его не в ширину, а в высоту, как печатный, Василий изобразил слияние двух рек и левую заштриховал, а правую — оставил как есть, без изменения, то есть белой. Подписал вдоль левой реки ее название: «Кострома-река», а вдоль правой «Ирий-река». Река, образовавшаяся после слияния Костромы и Ирия, с легкой руки Василия получила название «Ладь-река». Значительно ниже этого слияния он схематично нарисовал деревья в виде вертикальных палочек-стволов и диагональных палочек-ветвей и написал «Темнолесье». Получилось некое подобие треугольника с неровным основанием. Ниже деревьев паренек изобразил вроде бы пятно, но спустя секунду наблюдавшим за его работой Дозорным стало понятно, что никакое это не пятно, а «Крадь-море», как подписал его Василий. Здесь рука его пошла вверх, и в верхнем углу треугольника он нарисовал что-то напоминающее башню или маяк, обнес его зубчатой стеной (то, что это была именно стена, поняли все) и подписал «Белый Град». Затем всю территорию слияния рек обвел небрежной окружностью, обозначив границы области, которую назвал «Беловодье». Здесь Велеслав чуть было не вскрикнул и тем бы, наверное, испортил все дело, поскольку Василий медитировал под воздействием энергии старой шаманки. Любой посторонний звук мог бы отвлечь художника, вывести его из состояния внутреннего созерцания, столь ценимого всеми, кто практикует подобное, как под воздействием опьяняющих и расширяющих сознание веществ, употребление которых дает обычным наркоманам несанкционированный доступ в иные миры (за что им приходится платить чрезвычайно высокую цену), так и немногим истинно творческим натурам, попадающим в мир иной реальности усилием лишь собственной воли и черпающим в нем свое вдохновение. Поэтому Велеслав заткнул себе рот собственным кулаком.

А художник всё продолжал рисовать. Обширную область слева от Беловодья он назвал «Серые равнины», и, судя по площади, ими занятой, равнины эти были поистине бескрайними. Территорию справа от границы Беловодья Василий разделил на две части и верхнюю назвал «Огненная степь», а нижнюю, размером примерно в полтора раза больше, чем Беловодье, — «Гнилоярь». Еще правее начиналась широкая горная полоса, что следовало из изображенных художником миниатюрных заснеженных вершин. Он назвал всё это «Мглистый хребет». От Мглистого хребта уходили отроги: в верхний и в нижний углы листа, а на небольшом оставшемся кусочке бумаги он изобразил «Бесово болото», ниже которого шло «Лихопустье». Дальше места почти не оставалось, и карандаш Василия вышел за границы листа, рука принялась писать что-то на застеленном циновками полу чума, но вышло как-то неразборчиво, и никто так и не смог понять, что же находится ниже Лихопустья. Художник словно запнулся, занес руку, вооруженную карандашом, над своим рисунком, помедлил немного и в самом верху крупными, красивыми буквами сделал надпись: «Безвременье», поставив ударение над «е» в третьем слоге. Тут же старая карга сняла с его головы свою отвратительную руку, достойную канонического изображения костлявой Смерти, и вновь опустилась на четвереньки. Люди поспешно расступились, и шаманка, рыча, пятясь задом и мотая головой, направилась было в свою половину чума, но вдруг изменила маршрут, приблизилась к железной печке, нисколько не заботясь о том, что рука ее может обгореть, отворила заслонку и достала из печки горящую головню. Этой головней она ударила в пол, в белую медвежью шкуру, и та зарделась, обуглилась, головня прожгла в ней дыру.

— Кьямма хаа, роте кьямма хаа! — проскрипела старая карга. — Нави-ма, Прави-ха, Яви-ха…

После этой необъяснимой выходки она заткнулась, молча уползла на свою половину, и полог за ней сам собою задернулся, точно занавес на сцене. Старая карга точно выполнила свою функцию, ради которой и прожила всю такую долгую жизнь.

— Бабушка сказала про какую-то воронку, про ворота… — растерянно перевела Кунэй. Сказала «Ищи черную воронку, где Навь, Правь, Явь сойдутся вместе». Ничего не понятно, — пожала плечами якутка.

Василий очнулся и сидел, держа в руках сделанный им только что рисунок, с недоумением глядя то на него, то на сгрудившихся вокруг Дозорных.

— Что это? — спросил художник и бросил рисунок на пол. — Откуда это? Что со мной происходило? Я словно умер, и мне было так холодно…

— Это? Ты спрашиваешь, что это такое, мой замечательный мальчик? — Нежива наклонилась, взяла с полу рисунок и подняла его высоко над головой так, чтобы увидели все.

— Вот, смотрите. Это то место, куда мы направляемся. Осталось только найти туда дорогу.

— Но как же нам туда попасть? Ведь это какая-то сказка, никакого Безвременья не существует в природе! — воскликнула Всеведа, но подруга ее, делившая с ней одну каюту, пилившая людские тела и подпевавшая ее песням, так на нее посмотрела, что лицо певуньи вмиг приняло тот растерянный и виноватый вид, какой бывает у случайно набедокуривших маленьких послушных девочек.

— Тот, кто не верит в Безвременье, кто не войдет в него, тот вскоре умрет, — глухо вымолвила Нежива. — Недолго осталось. Мор убьет всех, кто недостоин жить в новом мире. Ты поведешь нас, старый пастух оленей, и не вздумай ослушаться, — тоном, не терпящим возражений, приказала она Эрчиму. — Я теперь знаю дорогу. Старуха сказала о вратах перехода, о черной воронке, ведущей в страну Безвременья. Наш путь на Полуночь… Попрощайся со своей женой и матерью. Ты никогда их больше не увидишь.

— Но… — попытался было возразить старый якут, но осекся и сник, покорившись своей судьбе. Никто не увидел, что он иронично ухмыльнулся, опустив голову и глядя в пол.

— Идущий на Полуночь никогда не вернется обратно, — Нежива положила руки на плечи Эрчима (тот испуганно вздернулся) и посморела ему прямо в глаза. — Тебе повезло, олений пастух. Я тебя выбрала. Смотри не разочаруй меня, не то голова твоя будет торчать на колу, а в пустых глазницах поселится ветер. Я вижу твой страх, человечек, и страх твой нам порукой. Прости, женщина, что забираю у тебя мужа, — бросила она Кунэй, — но у тебя впереди обычная судьба, вмешиваться в которую я не стану. Доживай свой век здесь. Тебе и таким, как ты, недолго осталось. Кому на роду что написано, так тому и быть. — Нежива в изнеможении провела рукой вдоль лба, глаза ее закатились, и она рухнула на руки подоспевшего Велеслава.