Белый Дозор - читать онлайн книгу. Автор: Алекс фон Готт cтр.№ 43

— Ладно, — смягчился Квак, — вообще-то, так и положено. Это я вас проверял, молодой человек, на прочность, так сказать. Но если честно, то мне очень нужно попасть на свое рабочее место. Предлагаю джентльменское соглашение. Вы знаете, что такое джентльменское соглашение?

— В общих чертах, — несмело улыбнулся Гаврилов. — Это вроде как до первой крови драться?

— Хм… Такой вариант мне в голову как-то не приходил. Хотя почему бы и нет? Драться мы с вами, конечно, не станем, а вот предлагаю договориться следующим образом: вы меня пропускаете, а я на вас не донесу. Идет?

— Идет! — радостно согласился довольный «джентльменским соглашением» милиционер и щелкнул кнопкой электрического замка. Тяжелая дверь бесшумно откатилась на шарнирах, путь был открыт. Квак показал Гаврилову оттопыренный большой палец.

— А с вами приятно иметь дело, молодой человек!

— Служу России! — машинально брякнул простофиля-сторож и с облегчением перевел дух: «пронесло».

И Квак вместе с медицинским своим чемоданчиком сделал вид, что поднимается к себе на второй этаж, а вместо этого зашел в «комнату круглосуточного мониторирования» (так косноязычно ее назвал кто-то) и перво-наперво стер факт своего появления в институте. Теперь на видеозаписи был только пустой вестибюль НИИСИ и мелькнул однажды Гаврилов, вышедший из своей комнатенки справить нужду. У Квака и впрямь были ключи от всех дверей!

Затем, не выпуская чемоданчик из рук, он спустился в криохранилище. Набрал шифр на кодовом замке, вошел в специальное помещение, где хранились низкотемпературные скафандры, облачился в один из них и встал в шлюзовую камеру, которая с шипением за ним закрылась, и воздух в ней начал охлаждаться до минус девяноста градусов по Цельсию. По достижении необходимой температуры шлюз открылся, и Квак, невероятно смешной, похожей на гусиную походкой вошел в помещение хранилища, представлявшее собой комнату площадью в несколько квадратных метров, напичканную датчиками температурного контроля. Здесь, в стеклянном шкафу, хранилось то, ради чего целый институт не спал ночами и трудился сутки напролет в течение нескольких последних месяцев: в специальном контейнере с гнездами ждали своего часа двести ампул, содержащих в себе надежду человечества на избавление от одной из самых страшных напастей — онкологии. Квак некоторое время задумчиво смотрел на содержимое шкафа, словно сомневаясь, делать ли ему последний шаг или нет, но вспомнил зеленый, режущий взгляд Глинкина, поежился и быстро распахнул стеклянные дверцы. Дальше он все действия производил очень аккуратно, четко, со знанием дела.

Поставил на пол свой медицинский чемоданчик, раскрыл его. Внутри оказалась миниатюрная нагревательная камера, работающая от мощных элементов питания, не боящихся низких температур. Такие применяют в космической индустрии, и работают они даже при абсолютном нуле. Очень осторожно он взял контейнер с ампулами и поставил его внутрь своего чемоданчика, закрыл его и нажал на расположенную сбоку неприметную, в цвет чемоданчика, кнопку. Принялся считать вслух. Он весь обливался потом: «сорок шесть, сорок семь… сто тридцать семь… двести сорок». На счете «триста» в ампулах, нагретых до шестидесяти градусов, наступил необратимый процесс. Прототип эликсира жизни был загублен.

— Вот так, Лёшенька, — злорадно произнес в своем скафандре подлейший Квак. — Теперь я с радостью посмотрю, как ты будешь юлой крутиться перед ученым советом, докладывая об «успешных» испытаниях этого своего снадобья. С таким же успехом можно пытаться протащить в серийное производство дистиллированную воду, всё равно твой «эликсир жизни» теперь ничуть от нее не отличим.

Закончив, Квак проделал череду обратных действий, покинул крошечное помещение хранилища, снял скафандр. Вся его одежда насквозь промокла от пота, от него несло, как от козла, но его нисколько это не волновало. Он почти визжал от восторга, предвкушая свой доклад Глинкину об успешно проделанной работе.

— Я заслужил себе место в новом мире, — шептал Квак. — Я вытянул счастливый билет. Это непостижимо, а кто-то думает «сказки». Какие там сказки! — Он вновь поежился, вспоминая, как Глинкин шутки ради ползал по совершенно отвесной стене и потолку, а он, Квак, встал перед ним на колени и назвал «хозяином». Глинкину такое обращение пришлось по душе. Вместе они придумали, как погубить прототип, не повышая общую температуру в хранилище, что было бы слишком заметно. Настоящее зло всегда действует исподтишка, с отсрочкой исполнения своих чудовищных замыслов, чтобы в наиболее подходящий момент, когда никто не ждет, нанести самый эффективный, самый сокрушительный удар. Двести никчемных (как думал Квак) доз препарата остались бесполезно (опять же, как думал Квак) стоять на полке. Лёша переживал последствия нервного срыва, лежа дома на кушетке и с головной болью. Квак робко выслушивал похвалы Глинкина и ожидал, когда тот переведет на его, Квака, тайный банковский счет круглую сумму с шестью нулями, ибо риск — не только благородное дело, но дело еще и очень, очень прибыльное. А в комнатенке охраны вновь беззаботно храпел Гаврилов. Он закрыл входную дверь на дополнительный замок, открыть который можно было только изнутри. Что ж, воистину: наша милиция нас бережет…

На следующие сутки после дежурства, когда Гаврилов переходил дорогу в родном подмосковном Подольске, его насмерть сбил какой-то легковой автомобиль без номеров, шедший с огромной скоростью. От страшного удара у милиционера оторвало голову и правую ногу. Глинкин не любил оставлять живых свидетелей.

3

В понедельник утром Войтову стало худо, и его увезли в госпиталь прямо из рабочего кабинета, куда он пришел, по своему обыкновению, ни свет ни заря. Генерала поместили в отдельную палату и, несмотря на его возражения, приставили к палате охрану, поэтому, когда спустя два часа в корпус Центрального военно-клинического госпиталя имени Бурденко ворвался Лёша, его в грубой форме не хотели допускать к Войтову. Всё, впрочем, довольно быстро разрешилось, охранники извинились, мол, «работа такая», а Лёша уже сидел у постели своего благодетеля и как мог успокаивал генерала, который, по его собственным словам, был «всегда готов занять свое место в небесной канцелярии, где для таких, как он, всегда найдется теплое местечко, поскольку генералы с мозгами везде нужны».

— Тем более что у них там, — шутил Войтов, выразительно поглядев в потолок, — забот уж как-нибудь побольше, чем здесь у нас, да и масштаб посолидней. Вот интересно, а как там у них кормят? Что там на завтрак подают?

— Петр Никитич, рано вам про их завтрак знать, честное слово, — уговаривал генерала Лёша, — я вас вылечу. Я привез вам лекарство. Помните? Вы мне обещали, между прочим.

— Получается, я у тебя первый подопытный хомо сапиенс? — с улыбкой спросил генерал.

— Получается, — смущенно ответил Лёша. — Да вы не волнуйтесь, препарат себя показал прекрасно, всё подопытное зверье выздоровело и теперь прекрасно себя чувствует. Я гарантирую, что ошибки быть не может и не будет.

— Ну, дай-то бог, — тихо произнес генерал. — А то ведь знаешь, Лёша, я уж так тебе честно скажу: не хочу я уходить. Честно. Не хочу! Люблю я жизнь, понимаешь, и всегда любил. Никому и никогда не верь, когда кто-то заявляет, что, мол, ему всё равно, что на этом свете, что на том. Это всё пустое бахвальство и трёп. Любой человек к жизни привязан, любит ее, а коли наоборот, то это или помешанный, и тут всё понятно, против ошибок природы не попрешь, даже если ты в танке, или тут другое… Если такое не сумасшедшие говорят, то это совсем страшные люди, а может, и не люди вовсе, — генерал задумался, словно решая, рассказать Лёше что-то особенное или, по своему генеральскому обыкновению, промолчать, но вот, похоже, решился: — Знаешь, Лёша… Какое-то меня в последнее время странное чувство одолело.