Ученик монстролога - читать онлайн книгу. Автор: Рик Янси cтр.№ 20

Он добавил постскриптум, сообщавший Обществу, что он намерен прислать позже специальной почтой свои заметки по поводу вскрытия трупа взрослой особи Антропофага.

Диктуя, он методично просматривал свой блокнот, вырывая листы и тщательно разделяя их на две стопки. Это было виртуозно, потому что в блокноте содержался исследовательский материал за три с лишним года работы. Время от времени он прерывал самого себя пронзительным криком или возгласом, слишком страстным, чтобы я мог понять, был ли то звук радости или горя. В другой раз он, бывало, принимался хохотать до слез, так что голова его тряслась, когда он вносил пометки в блокнот.

— Теперь еще одно, доктору Джону Кернсу, в Институт Смитсона, Вашингтон, округ Колумбия, — приказал Доктор. — Дорогой Джек, — начал он и вдруг остановился, нахмурив брови и закусив нижнюю губу. — Нет, лучше написать письмо Стенли… Ну, конечно, это же ясно, — пробормотал он себе под нос. — Стенли — настоящий эксперт… Вот только он сейчас в Буганде, и даже если он сможет выехать немедленно, это дело разрешится прежде, чем он достигнет Бермуд… Но кто еще есть, кроме Кернса?

Он продолжал рассуждать с оттенком отвращения. Я никогда не слышал от него об этом Джоне Кернсе и решил, что тот тоже, должно быть, монстролог или исследователь-практик в близкой к монстрологии области. Увы, я ошибся по обеим статьям. Джон Кернс не был ни тем, ни другим. Он был кое-кем большим, как я, к великому своему сожалению, выяснил позднее. Большим — и одновременно несоизмеримо меньшим.

А пока что письмо, адресованное Джону Кернсу, гласило:

Дорогой Джек,

в Новом Иерусалиме завелся потенциально новый вид Антропофагов. Это племя, состоящее примерно из тридцати — сорока взрослых особей. Они выше и агрессивнее, чем Африканские Антропофаги. Требуется твоя незамедлительная помощь. Можешь ли ты приехать как можно скорее? Твой приезд и пребывание будут полностью оплачены. Надеюсь, ты в добром здравии и т. д. и т. п.

Твой покорный слуга,

Пеллинор Уортроп.

Закончив диктовать письмо, Доктор умолк на несколько минут. Он облокотился локтями о стол так, что плечи его приподнялись над головой. Он подался вперед, вперив взгляд в карту, испещренную точками и зигзагообразными линиями, неминуемо ведущими к морю. Потом он выпрямился с тяжелым вздохом, прижал руки к пояснице; затем нервно пригладил волосы своими длинными бледными пальцами. Он снова взял в руки записную книжку и принялся изучать выкладки и расчеты, ритмично постукивая карандашом по странице и продолжая покусывать нижнюю губу. Я стоял в двух шагах от него, но он меня уже не видел. Я снова был забыт. Мне это было не в диковинку, но привыкнуть я так и не смог.

Нет одиночества более сильного, чем рядом с человеком, который не видит тебя в упор, занятый собственными делами. Проходили дни, мы жили бок о бок, работали в лаборатории, а он не замечал меня — я не слышал от него ни слова. Когда же он говорил, ему не требовалось моих ответов. Наши роли были расписаны раз и навсегда: он говорит — я слушаю. Он — оратор, я — аудитория. Я давно научился не заговаривать прежде, чем он обратится ко мне. Я подчинялся любому приказу без лишних вопросов, каким бы загадочным или абсурдным ни был этот приказ. Я был как солдат на службе, хотя редко понимал, чему именно я служу.

Звезды погасли на небе, упрямая хватка ночи ослабла наконец, а монстролог все еще трудился над картами, книгами и газетами, делая замеры и производя подсчеты, записывая все в свою маленькую записную книжку. Временами он вскакивал из-за стола в крайнем возбуждении, размахивал руками и потирал лоб, бормотал что-то себе под нос и ходил туда-сюда. Он был охвачен одним из приступов исследовательской страсти. Повсюду стояли чашки из-под черного чая — в случаях маниакального напряжения мысли он поглощал его литрами. За все годы, что я жил у Доктора, я ни разу не видел, чтобы хоть капля алкоголя коснулась его губ. Уортроп хмурился при упоминании о спиртном и часто высказывал недоумение, как люди могут с таким воодушевлением превращать себя в идиотов.

За окном занимался рассвет, а я, заваривая на кухне очередной чайник чаю, не смог отказать себе в удовольствии съесть несколько черствых галет, чтобы хоть как-то поддержать иссякшие силы, — если помните, все, что я съел за ту ночь, было несколько ложек сомнительного супа, приготовленного Доктором. У меня болела спина, и каждая мышца тела ныла от усталости. Я передвигался неловко, еле-еле, словно в тумане. Тот адреналин, который держал меня на ногах с момента возвращения с кладбища, весь выветрился. Я едва не падал. Мысли с трудом шевелились в голове, тело почти не слушалось — я был в нем словно незваный гость. Когда я принес чайник с чаем в лабораторию, Доктор был на том же месте, что и раньше. Тишина. Только тикают часы на каминной полке. Вот Доктор вздохнул — глубоко, устало и разочарованно. Он пересматривал газеты в стопке, пока не нашел одну, в которой была статья, уже обведенная им прежде в кружок. Он читал ее минуту-другую, бормоча одно и то же слово, потом уронил газету на остальные и обратился к карте, где соответствующим цветом был обведен кружочком — Дедхем.

— Дедхем, Дедхем, — бормотал монстролог. — Почему же это название кажется мне знакомым?

Он склонился над картой так низко, что едва не уперся носом в стол. Указательным пальцем он трижды постучал по точке на карте, повторяя:

— Дедхем (стук пальца), Дедхем (стук пальца), Дедхем (снова стук пальца).

Вдруг он посмотрел на меня в упор осмысленным взглядом. В глазах его виднелась строгая мысль, уверенный логический вывод. Этот взгляд тут же выдернул меня из состояния ступора, в котором я пребывал последнее время. Только что меня не существовало — и вот по мановению руки, руки Доктора, я возник из небытия. Словно я был мертв и родился вновь.

— Дедхем! — воскликнул он, размахивая газетой над головой. Ее шорох разорвал тишину пыльной библиотеки. — Дедхем, Уилл Генри! Я знал, что уже слышал это название где-то раньше! Быстро — беги в подвал. Под лестницей найдешь дорожный сундук. Сейчас же тащи его сюда. Сейчас же! Пошевеливайся, Уилл Генри, пошевеливайся!

Первое «пошевеливайся» было сказано в силу привычки, во втором прозвучала ярость, потому что я не бросился со всех ног в подвал. Само это слово — «подвал» — парализовало меня. Но вторую команду не услышал бы разве что глухой. Я тотчас же рванул из библиотеки, уже чуть медленнее вбежал в кухню, еще медленнее открыл дверь, ведущую к лестнице в подвал… туда, где висел монстр на стальном крюке, а вокруг стояли стеклянные банки, в которых были заспиртованы его органы. Теперь людоед превратился в страшный опустошенный сосуд, а его содержимое располагалось отдельно на полках. Кроме того, там еще стояла банка с зародышем Антропофага, извлеченным из живота девушки, — кошмар кошмаров, безголовая масса с когтями, уже выпачканными человеческой кровью, со скрюченными ручками и зубками-лезвиями на груди. Я вспомнил, как в последней битве за жизнь эти зубы щелкали и кусали пустой воздух вокруг — и содрогнулся.

Утренний свет, по-весеннему щедро бьющий сквозь открытые окна, хлынул вниз по узкой лестнице в подвал, однако тьма у подножия лестницы будто оттолкнула его или послужила волнорезом: весенний свет разбился о нее, словно о каменную глыбу. Снизу потянуло запахом мертвого Антропофага — тошнотворной смесью прогнивших склизких фруктов и биологического разложения.