Дожить до рассвета - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Дубовский cтр.№ 33

— Прости, брат. Прости, что не было меня рядом с тобой. Прощай. — Он бережно взял птицу в ладони, подбрасывая ее ввысь. — Лети к Отцу. Ты будешь отмщен, Лиходей, я обещаю!

Ведьмак хлестнул коня, уверенно направляя его к вратам Ратиума. Его ладонь жестко впилась в гриву скакуна, заставив того испуганно скосить глаз. Лиходей пал жертвой вероломства рассенов. Сердце Стояна разрывалось на части от горя и ярости. Он думал об отмщении, вспоминая самые жестокие казни, виденные им на своем веку. Готовься к приему, князь Велислав. Ох, не будет славной твоя последняя битва.

* * *

…Царь Рамунос торжественно восседал на троне, сонно оглядывая толпу явившихся на судилище горожан. Два раза в месяц врата царского дворца были открыты для просителей — царь проводил этот ритуал, исполняя закон хаттского народа. Огромная площадь, раскинувшаяся перед величественным дворцом, была переполнена людьми, долгие часы дожидающимися своей очереди. Высокие колонны дворца, исполненные в виде фигур атлантов, напоминали хатти об их былом величии. Великие атланты, чьи могучие плечи удерживали тяжесть небес. Многие поколения скульпторов трудились над этими изображениями, исполняя волю жрецов. На каменных барельефах словно оживали картины жизни их славных предков, две тысячи лет тому назад скрывшихся в пучине океана. Диковинные животные, коих уж не сыскать на земле, сцепились в схватке не на жизнь, а на смерть. Не ведающие страха царские воины, рассекающие врагов надвое своими волшебными мечами. Могучие жрецы у жертвенного алтаря, возносящие молитвы небесному светилу. Все величие, коим гордились хатти, было изображено на тех фресках. Дабы помнили дети народа своего о чести и доблести и не уподоблялись покорным рабам. Долгие сотни лет возрождали жрецы в их разумах гордость за свой народ. Быть хатти — значит быть лучшим из людей. В отличие от глупых соседей, которые покупали их дочерей, мужчины хатти никогда не дарили свое семя инородцам. Так им завещали отцы, стерегущие чистоту крови, так им наказывал Закон, нарушение которого каралось смертью.

Верховный жрец склонился к уху Рамуноса, встряхивая длинный пергамент с перечнем просителей.

— Мастер-гончар из Ратиума, Аполо — сын Атилота просит о наказании врага своего, соседа по имени Йосава.

Царь сонно зевнул, подставляя лицо широким веерам слуг, и недовольно спросил:

— В чем обвиняет он недостойного Йосаву?

Жрец внимательно пробежался взглядом по пергаменту, коротко изложив суть претензии:

— Йосава похитил его дочь, лишив ее невинности, отчего последняя забрюхатела. Отец требует смертной казни обидчику. Он не желает принимать его как родственника. Еще он хочет его дом, дабы было где растить выродка.

Царь понимающе кивнул головой, потянувшись рукой к огромному блюду с фруктами:

— Тяжкий грех совершил… Как его?

— Йосава, — быстро подсказал услужливый жрец в ожидании приговора.

Рамунос кивнул, надкусывая зрелый плод и забрызгав соком лицо верховного жреца.

— Да-да, Йосава. И что там гласит Закон?

Утирая лицо, жрец недовольно пробурчал:

— За надругательство над женщиной, если она не рабыня хозяина, — смерть. Опозоренная семья должна получить десять монет серебром либо дом обидчика. — Жрец понизил голос, вновь переходя на шепот: — В казну же пять монет серебром и все движимое имущество казненного. Если у обидчика нечем оплатить нанесенный ущерб, после казни дом подлежит продаже. Правда, обидчик может предложить отцу поруганной девушки пятнадцать монет серебром и по взаимному согласию быть принятым в семью последнего.

Рамунос недовольно скривился, бросая недоеденный фрукт на блюдо.

— Ну, что ты такое говоришь, жрец? Разве можно за подобное злодеяние оставлять в живых? — Он поманил жреца своим пухлым пальцем, тихо вопрошая: — Что за дом у Йосавы?

Жрец удовлетворенно кивнул, прошептав в ответ:

— Большой дом, зажиточный. Думаю, сможем продать за сорок монет серебром. Правда, с ним под одной крышей еще сестра живет, о, Сияющий. Говорят, хороша собой. Можем определить ее в гарем, глядишь, и дом освободится?

Царь кивнул, соглашаясь, и тут же громко вынес свой приговор:

— Народ хатти! Ваш царь щедр и справедлив. Иск гончара Аполо полностью удовлетворен. Йосава будет предан смерти. Гончару выплатить из казны десять сестерций серебром, ибо Йосаве нечем оплатить свой позор. Дом же казненного будет изъят в уплату наших издержек. Следующий!

Испуганный Йосава упал на колени, протянув к царю в призыве руки:

— О, Сияющий Рамунос, не губи! Не насильник я! Мы с его дочерью любим друг друга. Гончар Аполос не желал видеть меня своим родичем.

Царь бросил недовольный взгляд на стражу, брезгливо отмахнувшись рукой.

— Казнить негодяя. Следующий!

Вскоре, устав от всенародного судилища, полнотелый Рамунос поднялся со своего трона, провозгласив:

— Жители Ратиума! Верховный жрец продолжит судилище. Его устами Закон восстановит справедливость по всем вашим прошениям.

Войдя во дворец, царь в сопровождении слуг и охраны направился в сад, решив отдохнуть от трудов праведных. Преданный визирь неотступно следовал за ним по пятам, расхваливая владыку и попутно пытаясь решить с ним важные государственные дела.

— О, Сияющий, я поражен твоей мудростью на судилище. Ты поистине великий царь. Ты достойнейший из потомков десяти великих царей нашего рода.

Рамунос лишь довольно кивал в ответ, направляясь к огромному бассейну с редкими видами рыб. Присев у бассейна, царь зачерпнул воду, умывая свою вспотевшую от жаркого солнца шею. Покосившись на визиря, он усмехнулся, указывая на место подле себя.

— Мне приятны твои похвалы, визирь. Однако слова никогда не покидают твои уста без причины. Чего тебе от меня понадобилось, старый льстец?

Присев подле царя, визирь, переступивший уж шестой десяток лет, грустно усмехнулся:

— Еще раз убеждаюсь, что ты поистине великий правитель. Ничто не скроется от твоего внимательного глаза и чуткого уха. — Визирь умолк, словно собираясь с мыслями, и наконец приступил к изложению главного вопроса, из-за которого в последнее время лишился сна. — Я потерял покой, Рамунос. Быть может, мои слова и приведут меня на плаху — но я считаю своим долгом их произнести. Каждый год Верховный жрец нашептывает тебе слова соблазна. О былом величии хатти, о великих подвигах десяти царей, не убоявшихся даже богов. О врагах наших — ариях, ограничивающих твою власть в этом мире.

Визирь умолк, опуская взор под пристальным взглядом Рамуноса. Обреченно вздохнув, он продолжил, чувствуя, как трусливо подрагивают пальцы:

— И слова жреца падают на благодатную почву, как я погляжу. За последние пять лет наша армия увеличилась вдвое. Вольные города, где правят твои племянники, также переполнились воинами. Увеличились расходы на содержание гарнизонов. Твоя казна плачет, подобно чайке в небесах! О, Сияющий, неужели хатти собрались с кем-нибудь воевать? В кои-то веки, Рамунос? Да и с кем воевать нашему народу, окруженному множеством дружественных городов?