Херувим. Книга I - читать онлайн книгу. Автор: Полина Дашкова cтр.№ 22

- Эй, служивый, подъем! -пьяно пропела Эвелина.

Гоша не шевельнулся. Огни проехавшей машины высветили его запрокинутый профиль. Стас заметил, что рот у него открыт. Когда загорелся красный, остановились на перекрестке машины, и стало тихо, Стас явственно расслышал, что из салона "Мерседеса" раздается тихий унылый щебет,

- У него мобильник заливается, - шепотом сообщил он Эвелине, - это же надо так крепко вырубиться! - Он дернул ручку, но двери оказались заблокированы, Гоша, проснись наконец! - крикнул он, приблизив лицо к открытому окну.

Эвелина отстранила его, сунула в окно руку и щелкнула зажигалкой перед лицом шофера. В дрожащем свете они оба увидели тусклые приоткрытые глаза и аккуратную черную дыру посередине лба. Эвелина выдернула руку из салона и громко, хрипло закричала. Стасу показалось, что его парализовало и он лишился дара речи. Хотел подхватить покачнувшуюся Эвели ну, но не мог шевельнуться. Хотел что-то сказать или крикнуть, но вместо голоса была тишина.

Петр Аркадьевич Мамонов сидел не за столом, как обычно, а в широком кожаном кресле, вальяжно раскинувшись, и, что самое удивительное, курил сигару. Юля застыла на пороге кабинета.

- Да, я курю сигару, - он счастливо улыбнулся, выпустил густой клуб дыма, - нечего на меня так смотреть. Сигара не такая вредная вещь, как сигареты. Главное не затягиваться.

Петр Аркадьевич Мамонов был яростным противником курения, измучил всех нудными лекциями и запретами, обожал рассказывать, как в бытность свою студентом медицинского института оставался единственным мальчиком на курсе, который сохранил в этом смысле невинность и ни разу не сделал ни затяжки, даже на пьянках в общаге и после занятий в анатомке.

- Ну и как? - спросила Юля, усаживаясь в кресло напротив. - Вкусно?

- Ничего, - Мамонов раскрошил свою сигару в пепельнице, - голова немного кружится и тошнит, а так ничего. Терпимо. Нервы успокаивает. Я, видите ли, очень нервничаю сегодня Юлия Николаевна. По вашей милости, - он сделал долгую выразительную паузу. Юля тоже молчала, и, не дождавшись от нее ни слова, он продолжил: - Нет, я, понимаю, тот мужчина с волосами-антеннами, он, конечно, сумасшедший.

- Есть немного, - улыбнулась Юля.

- Вы вели себя абсолютно правильно. Но что касается Протопоповой, то с ней еще вполне можно было бы поработать, небольшую подтяжечку сделать, например.

- Ой, Петр Аркадьевич, - Юля покачала головой, - вы ведь сами отлично знаете, что нельзя.

- Нельзя терять сразу трех пациентов в день! - Мамонов неприятно повысил голос. - Объясните мне, почему вы отказали Васильковым?

- Что, неужели все-таки нажаловались?

- Не то слово! Вчера мамаша закатила истерику у меня в кабинете, кричала, что если ее ребенок что-нибудь с собой сделает, то виноваты будете вы, доктор Тихорецкая! Вы отняли у девочки последнюю надежду, вы жестокий, бессердечный человек и не имеете права работать врачом.

- Мадам была одна, без девочки? - быстро спросила Юля и машинально сунула руку в карман халата за сигаретами, но тут же убрала пачку назад.

- Ладно уж, курите,- разрешил Мамонов,-вам ведь тоже надо успокоиться.

- Спасибо, Петр Аркадьевич, но я пока вполне спокойна.

- Пока! - он поднял палец вверх. -- Я только начал, Юлия Николаевна. Впереди еще много неприятных слов, так что не стесняйтесь, дымите в свое удовольствие. И будьте любезны, объясните мне, почему вы отказали Васильковым, да еще в столь категоричной форме?

Юля щелкнула зажигалкой, затянулась и медленно произнесла:

- Потому что у девочки идеальное лицо. Есть лица, которые просто грех трогать.

- Нет, Юлия Николаевна, нет таких лиц! Всегда можно что-то усовершенствовать. Разве вам не рассказывали преподаватели в ординатуре, что идеальные пропорции делают облик человека банальным, скучным и это вовсе не красота? В женщине должна быть какая-нибудь маленькая неправильность, пикантность, иначе она будет казаться куклой.

- Простите, Петр Аркадьевич, - разозлилась Юля, - это демагогия. Света Василькова очень красивая девочка, и никаких пикантностей ей не надо. Просто ее матушка хочет срочно загрузить кого-нибудь своей проблемой. Она ищет виноватых, и уверяю вас, если бы я согласилась, то стала бы виноватой через неделю после операции.

- Почему?

- Потому что в случае со Светой Васильковой ни один хирург не сумеет сделать лучше, чем уже сделал Господь Бог. После операции будет хуже, чем сейчас, понимаете?

- Не понимаю! - Мамонов помотал головой. - Отказываюсь понимать! Ну разве трудно было предложить ей чуть-чуть приподнять носик? Или подправить ушки? Вы бы избавили девочку от комплексов, вы подарили бы ей радость...

- Я прошу вас, перестаньте, - поморщилась Юля, - мы оба устали, давайте прекратим этот разговор. Если мы станем хвататься за каждую дурочку, замороченную дамскими журналами и злобными завистливыми подружками, мы превратимся в мошенников и репутация наша не будет стоить ни гроша.

- Да мы половиной наших пациенток обязаны дамским и молодежным журналам, а также тем критически настроенным особям, которых вы называете завистливыми подружками! -рявкнул Мамонов. - Пятьдесят процентов женщин в возрасте до тридцати пяти лет, обращающихся к нам за помощью, делают это не из-за реальных физических недостатков, а из-за комплексов, выращенных искусственно! Вы помните актрису Севастьянову? Красавица, умница, играла роковых героинь, жила и работала в свое удовольствие, пока какая-то гримерша на телевидении не сказала ей: "А вы знаете, у вас кривой нос, вот смотрите, тут хрящ смещен влево, это надо скрывать гримом". С тех пор Севастьянова в зеркале стала видеть только свой смещенный хрящ, ничего больше, и не могла успокоиться, пока не обратилась к нам. Вы, Юля, ассистировали мне на той операции, вы тогда как раз заканчивали ординатуру. Помните?

- Да, - кивнула Юля,- но там действительно был слегка асимметричный хрящ.

-Ерунда,- махнул рукой Мамонов, -прелестный выразительный носик. Красавица, одно словно. Она могла бы прожить с этим своим хрящом всю жизнь, но нашлась добрая душа, которая обратила ее внимание и чуть не свела с ума. Я ведь сначала не хотел оперировать, убеждал, утешал. А потом понял - бесполезно. Либо тяжелый невроз, либо операция. Но тогда, заметьте, не было такой дичайшей конкуренции в нашей профессии и операции стоили раз в пять дешевле, - он достал бумажный платок, вытер влажную лысину и закричал так, что зазвенело в ушах. - Марина! Я просил вас сварить кофе два часа назад! Вы что, заснули?