Чужая война - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Игнатова cтр.№ 97

Они были дикими, эти пришельцы. Пришельцы в большинстве случаев бывают дикими, не в пример тем, кого они завоевывают. Я-то ушел, едва понял, что цивилизация не выстоит под напором варварских орд. А выведенные лошади рано или поздно вымерли. Некому было грамотно продолжать развитие породы. Скрещивали с кем попало, наивно веря в то, что лучшие черты родителей продолжатся в потомстве.

Ну да акулы с ними со всеми! Речь-то не об этом. А речь о том, что в Эзисе кто-то достаточно умный поработал с тамошними породами, скрестил их с лошадьми Эннэма и Сипанго, получив в итоге нечто потрясающее. Гульрамских крылатых. Кони Владык, так еще называли этих скакунов. Я не могу говорить за всех, но те твари, что были у меня перед Грезой, без особого напряжения делали по сто – сто десять миль за переход. Горячи все были, правда, непомерно. Но это в какой-то степени можно считать достоинством.

Нечто подобное я собирался поискать и теперь. Вся беда в том, что кони Владык сразу стали действительно конями Владык. Редкими и дорогими. Купить их по случаю было практически невозможно. А увести из конюшен какого-нибудь эзисского вельможи… Первую свою крылатую кобылку я именно так и добыл, но чего мне это стоило!

* * *

Нет, естественно, мне не повезет сегодня.

Да и завтра, я думаю, тоже.

Но на дворе июль. Молодняк подрос, и его активно везут на продажу. Так что, с недельку пожив в Гульраме, я (чем Икбер-сарр не шутит!), может, и найду что-нибудь подходящее. А – нет, так, глядишь, узнаю, кто из местных покупал кобылу крылатой породы. Узнаю и уведу.

«Ой, Эльрик, смотри. Поймают – надерут задницу!» Хм. Внутренний голос вылез. С чего бы это? Но, во всяком случае, теперь ясно, что лошадь нужно уводить. Если, конечно, купить не получится. Но когда, спрашивается, у меня что законными методами получалось?!

А впереди нарастали шум и грохот, слишком уж громкие даже для этих не самых спокойных на базаре рядов. Какого Флайфета?

Несколько лысин под тюрбанами. Подбородки, плавно переходящие в животы.

– Посторонитесь-ка, почтеннейшие!

Расталкиваю толпу, ввинчиваюсь в нее, игнорируя злое шипение.

Кто это грохочет там подкованными копытами и кричит, как разъяренная кошка?

Что за блики на черном атласе?

И почему так широк круг любопытных, словно сделать шаг вперед и сузить его смертельно опасно?

Ведь он стоит, растянутый на коротких ремнях. Приседает, бьет задом, быстро и легко вскидывая украшенные блестящими подковами копыта.

Смертоносные копыта, не спорю, но ведь достать-то он никого не может. И бьется, чувствуя видимость свободы. Рвет из растяжек голову, сухую иузкую, как у змеи.

Длинная шея крылатого гульрамца. Высокая холка. А сухие ноги перевиты жилами, как веревками.

Грудь… Конской грудью, скажуявам, можно любоваться не меньше, чем женской. Такой, во всяком случае. Глубокой и в меру широкой.

Отливающий синим хвост чуть приподнят над крестцом. Вот он – признак эннэмских лошадей. Единственный в гульрамской крылатой породе. И в сочетании с длинной шеей он говорит сам за себя.

Боги…

Я поймал себя на том, что стою меньше, чем в шаге от дивного жеребца, таращась на него, как младенец на погремушку.

Копыта взбили землю, швырнув в меня тяжелые сухие комья.

Нет, это даже не крылатый. Это… Я не знаю, откуда взялось эти чудо.

Чудо захрапело, скаля снежно-белые зубы. Раздуло ноздри и глянуло на меня выкаченным зеленоватым глазом с явственно намеченным кругом белка.

«Сорочий глаз». Ну-ну. Не завидую я тому, кто купит эту злобную скотину…

То есть сам себе не завидую, а?

Видимо, моя откровенная заинтересованность как-то подстегнула заробевших было обладателей животов и подбородков. Один из них назвал цену.

Я услышал ее и засмеялся.

Про себя.

А торговец, исман в кошмарном ярко-красном колпаке, засмеялся вслух.

Другой покупатель назвал сумму побольше.

Третий, не дав второму договорить, тоже вклинился. Торг быстро становился стихийным аукционом.

Вообще, красная цена лошади – пятьдесят – семьдесят серебряных диров. Хорошая лошадь может стоить пару сотен серебром. Обученный боевой жеребец (здесь, на Востоке, кобыла) дотягивает до пятисот. Целое состояние. Столько стоит небольшой постоялый двор где-нибудь на окраинах.

Плюясь от возбуждения и размахивая руками, покупатели и продавец подбирались уже к семистам серебряных, когда мне это надоело:

– Тысяча.

Это услышали сразу, даром что гомон вокруг стоял – куда там нашим птичьим базарам. Заткнулись все одновременно, глядя на меня, как на сумасшедшего.

– Т-тысяча чего? – робко поинтересовался продавец, явно прикидывая, как бы ему половчее меня спровадить.

– Дохлых гадюк! Не оскверняйте золото мудрой речи ржавчиной глупых вопросов, почтеннейший. – Во сказал-то! А ведь два года в Эзисе не был!

Я шевельнул плечом (основательно надоевшее движение), и плащ распахнулся, открывая серый шелк доспехов из лунного серебра. Убедительное доказательство моей состоятельности, даже когда в кармане ни медяка. Медяка, кстати, и сейчас ни одного не было. Даже серебряной монетки ни одной не завалялось. Одно золото, так его разэтак!

– Тысяча? Я согласен. – Продавец от волнения даже забыл о необходимости поторговаться. И то сказать, какой торг в таких условиях? Ему только снижать цену остается, потому что завышать ее дальше некуда.

Толстяки в чалмах и халатах посопели в черные усы. Но, видимо, хозяева не давали им полномочий особо расшвыриваться деньгами. Так что они молча начали расходиться. Телохранители смотрели на меня блестящими глазами и разворачивались вслед за клиентами.

Вот и правильно, мальчики. Идите-идите. Нечего вам здесь делать.

– Но где же ваши люди, уважаемый? – огляделся продавец, когда убедился, что мешочек с золотыми монетами надежно припрятан приказчиком.

– Какие люди?

– Но ведь это дитя Икбера, то есть Джэршэ, нужно кому-то вести. С ним не сладить в одиночку! Если желаете, за отдельную плату…

– Как его зовут?

– Вам нужна кличка?

– Мне нужно имя. Есть у него имя?

– Кончар. Но он не приучен к нему.

– Логично. – Я снова посмотрел на жеребца. Глаз, обведенный белком, таращился на меня дико и зло. Зло. Дико, но… Захотелось тряхнуть головой, чтобы избавиться от наваждения. Однако испытанный метод не помог. За зеленым огнем зрачков, за пеленой яростного безумия тлел разум.

Все, император, свихнулся. На солнышке перегрелся. Я смотрел в зеленый огонь влажного конского глаза. Кончар. Конечно, он не приучен к этой кличке. Он – воплощенная гордость. Он – жгущее унижение оков. Он – смерть, страх и красота.