Волчья верность - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Игнатова cтр.№ 97

Черт тебя подери, Зверь, думай головой! Должен же кто-то из вас двоих это делать!

Достаточно ли у Князя силы и возможностей, чтобы поступать так, как он хочет, а не так, как надо? Ты вспомни Фрейстин, ну? А запись «Яледской бойни»? А Лонгви! Этот шефанго, он действительно что хочет, то и творит. Это нерационально, но посмотри на эту самоуверенную сволочь. С его точки зрения, эгоизм и потакание своим прихотям – это и есть рациональность.

И если сейчас отказаться и улететь отсюда, ты его вообще никогда не поймешь.

– Ладно, – сказал Зверь, – спасибо. Мы останемся.

Ошибся ты.

И был неправым я.

Ну что ж, и кто за это нас осудит?

И взгляд согласен: мы уже не люди…

Джем

Ничья земля. Замок. Месяц зорвальд

Он привыкал. Постепенно.

К отсутствию дверей, лестниц, окон и коридоров. К тому, что все это появлялось там, где было нужно. К постоянно меняющейся планировке. К залам, которые то ли были, то ли не были. Тут ко многому нужно было привыкнуть.

Жизнь где-то между сном и явью, не в мире, не в межмирье. Никаких людей, никаких новостей, никакой войны, политики, мышиной возни. И иллюзия безопасности, в которую все больше хочется поверить.

Князь отдал ему верхний этаж – то, что здесь можно было считать верхним этажом. Пространство под самой крышей, голый камень, никаких внутренних перегородок и на первый взгляд – никаких стен. Как будто потолок висит в воздухе, ни на что не опираясь, а вокруг – небо и море. Море и небо.

– Устраивайся, – сказал Князь. – Как сделаешь, так пусть и остается.

И оно осталось примерно так, как было.

А что еще нужно-то, в самом деле?

Зверь обнаружил там же, аккуратно упакованными, все свои эскизы, весь до последнего мелка набор художественных принадлежностей, портрет Блудницы работы Шаграта. А еще все свои ножи, мнемограф и коллекцию мнемокристаллов.

Все, о чем жалел, сбежав из Вальдена, и ничего – сверх.

Он понимал, почему Эрика так раздражало то, что Князь – провидец.

А замок был живым. Таким же живым, как, например, космический корабль. Но души у замка не было, он не осознавал себя, и Зверь не мог понять, что нужно сделать, чтоб осознание случилось.

Иногда казалось, что душа замка принадлежит Князю, но у Князя у самого не было души. В этом они были похожи – замок и хозяин – живые, бездушные, непонятные.

И надежные.

Князь знал, что замок живой. Князь знал, что Блудница живая.

Князь до черта всего знал.

Он предупредил, что будет время от времени появляться в замке. Но, с учетом особенностей внутренней планировки, шанс случайно встретить его где-нибудь был невелик, и Зверь только кивнул, мол, понял, буду знать. Знал. Не задумывался.

Однажды набрел на зал, стены которого были залиты кровью, стены которого кричали от боли. И не сразу сообразил, что это – его рисунки. Размещенные в правильном порядке. Те самые, на которых снова и снова умирал под ножом и никак не мог умереть отец Грэй.

Потом он натыкался и на другие свои работы. Замок был настоящим музеем – прекрасным музеем – и было странно видеть среди шедевров то, что сделал сам. Рисунки, деревянные цацки, черепа особо запомнившихся недругов, покрытые узорами резьбы. Всегда – неожиданно. Поэтому получалось, что видел дело рук своих под непривычным углом, смотрел свежим взглядом.

В основном то, что видел, – нравилось. То, что не нравилось, Зверь забирал и выкидывал в утилизатор.

Привыкал…

С ухмылкой думал о том, что не хватает только кусочков печенья или, там, сахара, раскладываемых так, чтоб приманить его к хозяину замка, чтоб приучить дикую тварь из дикого леса к непонятному и страшному шефанго.

Заметив как-то раз отблеск пламени сквозь неплотно прикрытую дверь, вошел без стука. Огонь в камине погас раньше, чем он перешагнул порог.

– Садись, – сказал Князь, широким жестом обведя неизменные подушки.

В дальнем углу сонно каркнул ворон. Где-то под потолком проснулся и затоптался орел. В небольшой комнате должен был стоять резкий птичий запах, однако же ничего подобного. Слегка пахло смолой, а еще табаком и кофе.

– Ворона зовут Ворон, – сообщил Князь, – орла – Кончар.

– А лошадь?

– Его зовут Тарсаш, и он не любит, когда его называют лошадью. Встретитесь снова – я вас представлю по всей форме.

– Пополняешь зверинец?

– Да. Тебя это задевает?

– Нет. Я не знаю, как на это нужно реагировать. Есть варианты, но неизвестно, который я выберу.

– Неизвестно, – медленно повторил Князь, – хорошо, когда есть из чего выбрать.

– Это же главная приманка.

– Волк, приманки – в ловушках. Я не собираюсь тебя ловить, ты придешь сам и уйдешь, когда захочешь, или не придешь совсем… Или, – Князь неспешно вдохнул и выдохнул дым, – тебя заставят уйти. В этом случае я верну тебя обратно.

– Правда, что ли? – Зверь хмыкнул.

Получилось вроде бы достаточно пренебрежительно.

– Даже из огня. Оттуда, впрочем, я заберу тебя независимо от того, что ты выберешь.

– Почему? Потому что я забавный?

– Потому что я так хочу.

На следующее утро Зверь впервые увидел, как распускается под небом стальная хризантема, как сотни блистающих лепестков в клочья рвут холодный воздух.

Он смотрел, не моргая. Забывая дышать. Завороженный танцем, завороженный смертью, которая впервые была так близко, но – не с ним. Он всегда был предстоятелем Смерти, ее проводником. А Князь – Князь был ее рыцарем и господином, и Смерть танцевала фламенко на лезвиях широких мечей, страстная, покорная и беспощадная.

Так красиво! Так же, как полет.

С тех пор это стало традицией: с утра, еще до рассвета, вернуться с неба, чтоб вновь увидеть яростный танец, вновь взглянуть на цветение блистающего цветка, каждый раз – нового, каждый раз незнакомого и прекрасного.

Ужасающего.

В одно такое утро – холодное, несмотря на климатические установки – белое от беспросветного снегопада, Князь снял перевязь с мечами и, усмехнувшись, кивнул Зверю:

– Давай, бойцовый кот, присоединяйся. Покажи, что умеешь.

Он и об этом знал?

До «бойцового кота» в тот раз не дошло. Оба – и Зверь и Князь – присматривались друг к другу, приноравливались и осторожничали. И хотя закончился этот первый, «пристрелочный» бой тем, что Зверю сломали позвоночник, свернули шею и переломали пару тысяч костей, обоим ясно было, что все перечисленное потребовало от Князя неожиданных усилий.