Убедиться.
И хотя бы из вежливости нужно послушать, о чем они между собой треплются.
– Новые болиды? – удивленно переспросил де Трие.
Ну разумеется, о чем еще можно говорить с лонгвийским самородком? Конечно же о скоростных болидах и о том, кто и как осваивал управление ими. То есть это для Старой Гвардии – само собой разумеется. А для де Трие, кажется, нет.
Хм, а они уже и на «ты» перейти успели.
Суслик, ты слишком заморочен на своих проблемах. Настолько, что теряешь связь с действительностью…
– Я их испытывал, – сказал де Трие. – Последние полгода перед тем, как наладили их производство, я служил пилотом-испытателем в Вотаншилльском институте.
– Стоп, – нахмурился Риттер, – но это значит, что ты заранее научился летать на скоростных машинах?
– Да, естественно. На тренажерах можно задать любые условия. Твою мать… лучше бы и дальше не слушать!
Тира скривило от безысходной злобы. Он и сам не знал, на кого злится сильнее: на де Трие, рассуждающего о недостижимых для здешних пилотов технологиях, как о чем-то само собой разумеющемся, или на Эрика, не желающего эти технологии использовать.
– Я учился на тренажерах, – продолжил де Трие, – потом, когда освоился, барон предоставил в мое распоряжение собственную машину. Установил ей ограничение в скорости не выше трех харрдарков…
– Ограничение?! – хором переспросили старогвардейцы.
– Э-э… ну да.
Парень только-только начал дышать свободней и вот опять растерялся. Не может понять, что их всех удивляет. Нет, злиться на него не за что. Он обитает в другой вселенной, в мире под названием Лонгви. О том, что за границами баронства люди живут иначе, лонгвийцы, кажется, не подозревают.
– У барона нездешняя машина? – уточнил Тир.
– Так точно, – с облегчением подтвердил де Трие.
Вот так гораздо лучше. Есть на кого злиться. На Лонгвийца. За что? Да за все! В основном за то, что уже два с лишним года жизнь идет наперекосяк и все ощутимее выходит из-под контроля. И плевать, что Лонгвиец тут ни при чем.
– Господин фон Рауб, – окликнул де Трие.
– Да?
– Я ведь прилетел в основном из-за вас. Хотелось бы подробнее обсудить несколько пунктов в вашем последнем учебнике. Чертовски полезная книга. Спасибо.
– Это не учебник. Это методическое пособие.
– Как скажете. Все равно, спасибо. Я, кстати, и сам учился по вашим книгам. Так что появление еще одного Мастера, в изрядной степени – ваша заслуга.
– Ясно…
Тир почувствовал, как Падре под столом слегка толкнул его ногой. Кажется, он разозлился настолько, что это стало заметно. Для Падре – заметно, остальные пока еще не поняли.
– Жду вас завтра, де Трие, – произнес он, поднимаясь из-за стола, – заходите ближе к полудню. На сегодня прощаюсь.
– Эй, Суслик, ты чего это? – встревожился Мал. – Случилось что?
– Да пусть его катится. – Падре махнул рукой. – Все равно же не пьет. Нам больше достанется.
Входя в ангар, Тир уже не злился. Он думал о том, какими же соображениями должен руководствоваться человек, используя для убеждения собеседника взаимоисключающие тезисы, причем озвучивая их подряд и почти без пауз.
Спросить у Падре? А смысл? Падре, к сожалению, далеко не всегда отдает себе отчет в своих действиях.
ГЛАВА 4
Бесятся под кистью краски,
Пляшут бесы, сбросив маски…
Хэмси
На Блуднице до поместья Рауб было двадцать минут полета. На Тото, гражданской спарке, купленной, чтобы летать с Гуго, – почти час. Это если по прямой. Но Гуго, естественно, захотел полетать подольше, поэтому еще час они провели, обучая тяжелую Тото самым простым из доступных ей маневров.
Гуго, вытаращив глаза, обеими руками цеплялся за рычаг управления. Он чувствовал, когда Тир отдает ему контроль над машиной, ловил моменты с точностью до доли секунды. Сразу после войны Тото безошибочно опознавала, когда контроль над ней в руках у Гуго, но по прошествии трех месяцев она ошибается четыре раза из шести. Неплохой результат для мальчика двух с половиной лет от роду.
Впрочем, Гуго казался старше. Он рос быстрее своих ровесников, развивался быстрее. Все дети усваивают и обрабатывают огромное количество информации, но не все делают это с такой бешеной скоростью. Тир даже примерно не представлял, как работают мозг и нервная система его сына… хотя нет, примерно представлял. Можно было предположить, что Гуго развивается так же, как он сам. Только его развитие мать и отец старались хоть как-то приостановить – они жили среди людей и не хотели слишком бросаться в глаза – а развитию Гуго и Тир и Катрин, наоборот, всячески способствовали.
Да, они тоже жили среди людей. Но, даже приложив дополнительные усилия, все равно не смогли бы бросаться в глаза сильнее, чем уже есть. Разве что вывесив из окон скальпы убитых врагов или облицевав фасад отрезанными человеческими головами. Катрин однажды, расстроившись из-за очередной выходки Гуго, выдвигала такое предложение, но Тир, поразмыслив, отказался.
Между прочим, Катрин была не права. Семья фон Раубов, конечно, выделялась среди прочих, даже на Гвардейской улице, но и прочие тоже не давали заскучать никому из соседей. Достаточно вспомнить, например, как Шишка, будучи пьян, крутил прямо посреди улицы фигуры высшего пилотажа, снес фонтан и угодил в госпиталь, получив за порчу машины травмы средней тяжести от легата Старой Гвардии.
Да, безусловно, то, что творилось в саду фон Раубов в тот день, когда Гуго созвал туда всех окрестных кошек и мышей, чтобы посмотреть, что они будут делать все вместе, очень походило на светопреставление. Ну и что? Зато Гуго продемонстрировал, что умеет формулировать цели, планировать свои действия по достижению целей и поэтапно осуществлять планы.
Тир попытался донести до Катрин свою точку зрения… Н-ну, по крайней мере, ему удалось ее насмешить. Ладно, стоит признать, что Катрин смеялась чаще, чем плакала, и это была несомненная заслуга Тира фон Рауба. Заслуга тем большая, что Тир фон Рауб предпочел бы, чтоб эта женщина рыдала от страха и кричала от боли в течение, скажем, часов двенадцати, можно пятнадцати, а потом – умерла.
Вообще-то, он ничего не имел против Катрин. Она была достаточно наказана за попытку украсть Гуго, чтобы больше не пытаться сбежать, а что еще требуется от наказания, кроме воспитательного эффекта? Причинять ей дополнительную боль смысла не было. Убивать – тоже. И желание убить ее медленно и как можно болезненней объяснялось не проблемами в отношениях, а тем, что Катрин постоянно была в пределах досягаемости. Живое разумное существо, которое можно убить в любую секунду, – разве это не соблазн?