— А у нас?
Зверь исподлобья поглядел на Улу. На Гота:
— А нам выбирать не приходится. Дитрих вздохнул:
— Что ты говорил насчет атак на буровую? Эта… «вере-тенка» снова прилетит?
— Не эта. Другая. Думаю, прилетит. Не знаю только когда.
— Нужно попытаться отыскать их первыми. И истребить.
— Ну ты даешь, майор! — Зверь улыбнулся. — Как ты себе это представляешь?
— Они живут в море?
— Видимо, да.
— И летают.
— Эта летала.
— И убивают способом, который под водой не то что неэффективен — опасен. Ты помнишь, с какой скоростью «веретенка» выплевывала иглы? Под водой они взрывались бы сразу. Как от соприкосновения с твердой поверхностью.
— Хочешь сказать, эта мразь живет под водой, а охотится в небе?
— Именно.
— Это вполне возможно, — медленно произнесла Ула. — Вы говорите, она летает? Живет под водой… — Серо-зеленые глаза задумчиво взглянули на потолок. — … Гидролиз… водород… поэтому взрывается… Слушайте, — биолог вернулась к действительности, — может, назовем ее тхэромонтом?
— Нет, — мгновенно среагировал Зверь.
— А что это значит? — почти одновременно с ним спросил Гот.
— М-да, в самом деле.™ Ула снова задумалась. — Греческий и латынь в одном слове. Некрасиво.
— Ты знаешь греческий? — Майор с интересом посмотрел на Зверя.
— Университет. — Тот неопределенно пошевелил пальцами.
— Бластофит, — предложила биолог. — Оно ведь выбрасывает из себя живые организмы.
— Переведи, — попросил Гот. И снова покосился на Зверя. — Латынь ты тоже знаешь?
— Это не латынь, — издевательски оскалился сержант.
— Это греческий, — подтвердила Ула. — Тебе, Дитрих, стоит поработать над собой. Плохо это, когда сержант образованнее майора. Не рычи, — она подняла палец, — не мешай мне думать. Итак, бластофит. Название мы приняли, да? На кого может охотиться животное такого размера? Ведь оно вынуждено жить в море, а там нет никого летающего.
— Архипелаг Панголин, — напомнил Гот, — острова Они же кишмя-кишат нашими ящерами и еще прорвой всякого зверья. Летающего. Там достаточно глубоко, чтобы «веретенке» было где развернуться, и достаточно пищи, чтобы прокормить такую тушу.
— Если это хищник, — возразила Ула.
— Если нет, значит, на островах мы его не найдем. Но начинать с чего-то нужно.
— Нам топлива не хватит для дальней разведки. — Зверь уже не сидел развалившись, он подобрался в кресле, бесенята в глазах превратились в настоящих демонов.
— А ты не умеешь менять баки в воздухе? — Гот приподнял бровь. — Врешь ведь, сержант.
— Я думал, ты не умеешь.
— Десантура! — с чувством произнес фон Нарбэ.
— Пилот! — брезгливо фыркнул Зверь.
— Оба хороши, — вмешалась Ула. — Можете идти, господа солдафоны, я вас больше не задерживаю.
Ночь здесь наступала медленно. Солнце садилось неспешно, цеплялось за скалы, свет проливался, как вода из порванной пластиковой фляги, растекался по камням. Долгие-долгие вечера. Кто-то когда-то утверждал, что вечер — самое трудное время для человека. Это время задавать вопросы, и дай-то бог, если на них не найдется ответов. Это время бездействия. Время ожидания. Вечер.
— Куда вы с Готом летали днем? — поинтересовалась Ула, проглядывая какие-то длинные формулы на мониторе
— Днем? — Зверь, сидевший за соседней машиной, пытался понять, отчего робот, который должен закручивать шурупы, упорно пытается их выкрутить. Вращает не в ту сторону. Вроде задача-то пустяковая, а непонятно, что не так у бедняги с мыслями
— Сегодня днем, — терпеливо повторила биолог.
— Летали?
— Зверь, ты где?
— В небе. — Сержант вздохнул. — Что случилось?
— Ничего не случилось. Я просто спросила, куда вы летали сегодня днем.
— Ах, днем? Да никуда. Баки меняли.
— На что?
— На баки, — удивленно ответил Зверь. И в самом деле, на что же еще можно менять топливные баки? Ула со вздохом закатила глаза:
— Знаешь, по-моему, тебе нужно отдохнуть. Ты вообще спишь когда-нибудь?
— Сплю, — совершенно серьезно ответил Зверь.
— Не видела.
— Я один сплю.
— Это да. — Биолог только головой покачала, — И лучше бы тебе делать это почаще.
— Зачем?
— Зачем? — Ула отвернулась от машины, дотянувшись до Зверя, коснулась пальцами его жестких, серебряно-блестящих волос, взъерошила ласково, — Нельзя все время быть в небе, сержант.
Он осторожно отстранился.
Нельзя все время быть в небе, это правда. Как жаль, что нельзя!
Робот этот несчастный, что же с ним стряслось?
А денек завтра предстоит тяжелый. Сегодня днем они с Готом отработали смену топливных баков в воздухе. Было бы что отрабатывать! Машина висит, ты баки отцепляешь. Вот если бы можно было это в одиночку проворачивать! Да Мечты мечтами, а запас хода у вертолетов теперь в два раза больше. Пять тысяч километров — это греет. Да еще оборудовали на буровой спальное место для господина майора. Ночевать там придется. Не летать же лишний час до лагеря и обратно.
Спать надо.
Кто там зарекался посмертные дары зря не тратить? Ну, зарекался. А как тут не тратить, если с вышкой как можно скорее закончить нужно было? Топливо на исходе. Людей не хватает. Дел выше крыши. А уставать не получается, пока есть запас чужих сил… Ага! Вот где ошибка! Интересно, кому звезды дать, Кингу или Пенделю? Кто дефектную плату установил?
Если кому и нужно спать чаше, так этим двоим.
Зверь бросил задумчивый взгляд на самодельный топчан в углу зала, накрытый двумя спальниками. Здесь, в рейхстаге, ночевал иногда Кинг, если засиживался допоздна после отбоя. Ночью лучше сидеть, где застала темнота, а не шляться по лагерю, смущая часовых. Случалось тут спать и Готу. Да и Зверю, если уж на то пошло. Время заделами летит незаметно, вроде только вечер был, глядь, а на улице стемнело уже.
Зверь оттолкнулся ногами, вместе с креслом отъехав от стола,
Все. На сегодня — все. Или, может быть, прямо сейчас протестировать запасные платы? В общем, почему нет?
Топчан в одном углу. Коробка с платами — в другом. Ну и выбор. Нет, одна койка на двоих — это неправильно, пусть даже Кинг делал топчан под себя и спать на нем можно хоть вдоль, хоть поперек. Не важно. Лучше уступить место даме, коли уж она пожелала остаться на ночь.
— Ты действительно думаешь, что Цирцея разумна? — негромко спросила Ула.